Хроники Севера - Дж. А. Линс

не умели сосуществовать. Все было разрушено, кроме тех мест, которые защищал Буран… И тогда мир пришлось начинать сначала. И он стал таким, каким ты видишь его сейчас. Первозданный Север…

Дед замолчал и, протянув руку, поставил фотографию жены на место. Мы помолчали еще немного. Ему это нужно было, потому что, наверное, он уже устал говорить (забавно, но это было впервые), а мне нужно, потому что те картинки, что всплывали у меня в мозгу с каждым его словом, все еще плясали перед глазами.

Я вдруг вспомнил свой сон, где какая-то девчонка просила меня передать медальон ее отцу. Я залез в карман своих клетчатых пижамных штанов, потому что всегда по привычке раскладываю мелкие вещи по карманам. Нащупал что-то холодное, овальной формы и на цепочке. Это точно был тот самый кулон. Но разве такое возможно? Ну, если только в фильмах. Я мысленно рассмеялся, а на лице у меня появилась улыбка, как я ни пытался ее удержать.

– Знаете, кажется, эта вещь принадлежит вам, – сказал я, рассматривая вынутый кулон. На нем была выгравирована снежинка, и, хоть я и не разбираюсь в металлах, он был из благородного серебра. Увесистый такой медальончик, однако.

Старик посмотрел на меня, затем перевел взгляд на мои руки, в которых я держал украшение. Я протянул его деду, и мне почему-то казалось, что все в порядке, что так и должно быть: кулон из сна оказался у меня в кармане, а внутренний голос подсказывал мне, что он принадлежит странному старику.

Мужчина принял медальон и усмехнулся, раскрыв его. Внутри была какая-то фотография, но я не разглядел ее.

– Откуда у тебя это, сынок? – спросил дед. Но я видел, что он не нуждается в ответе, потому что знает его.

Было так тихо, что я слышал нетерпеливый ход часов, догоняющих самих себя. Глаза мои давно уже привыкли к темноте чужой комнаты, а ноги затекли. Но я не мог встать и размять их, я просто не имел сил двинуться с места, как иной человек замирает перед волнующим разговором.

– Так вы… Мороз? Царь Мороз? – наконец вымолвил я, с трудом разлепив пересохшие губы.

– Так меня давно никто не называет, – вновь усмехнулся старик, – Просто Мороз. Да я ведь представлялся уже.

Да, что-то такое было. Он представился, как только я зашел в избушку, просто я не стал слушать болтливого незнакомца.

– И что же? Что же? Всё правда? И Гесна, и Буран? – теперь уже я занервничал, хотя понимал, какой будет ответ. Я жалко улыбнулся, еле сдерживая истерический смех.

– Конечно. Разве может быть иначе? – спокойно ответил Мороз. Его спокойствие и легкость, с которой он говорил, поразили меня. Взбесили, наверное. Но я быстро успокоился, и раздражение мое сменилось какой-то тревогой и беспомощностью. Мне хотелось забиться в угол и обнять самого себя или, на худой конец, съесть огромный кусок сырной пиццы.

– Это же… это же всего лишь легенда, – пролепетал я, помотав головой. Я правда всегда любил сказки, но никогда не верил в них, даже будучи ребенком. Ведь иначе все, что создали взрослые, рухнуло бы в одночасье, а я знал, что взрослым когда-нибудь стану и я.

– Все легенды правдивы, кто бы их ни выдумал, – ответил старик, пожав плечами, и эти слова резанули мой слух. Меня передернуло.

Мы снова замолчали. У меня в голове было много вопросов, но я не знал, с какого начать.

– И сколько вы уже здесь? – вдруг вырвалось у меня, хотя думал я совсем о другом.

– Намного меньше, чем миллион лет…

– Зачем вы рассказали мне все это? – перебил его я, и вдруг почувствовал, что это был правильный вопрос, и стал увереннее.

– Человек никогда не перестанет искать. У него есть и любовь, и счастье. Но он играет с ними в прятки. Закрывает глаза и заставляет их скрываться. А потом заканчивает счет и вновь начинает искать, сокрушаясь в своем бессилии, – ответил старик, уставившись в одну точку остекленевшим взглядом, – У меня было все… и я это потерял. Теперь я стараюсь показать людям дорогу, потому что правильный путь всегда ведет к счастью. А счастье – это дом, новая книга, бенгальские огни… и щекочущее ощущение скорого чуда.

Мороз повернул ко мне голову и посмотрел в мои глаза. Мне стало неудобно, я никогда не выдерживал долгий взор, и в этот раз тоже не выдержал. Мужчина усмехнулся, в который раз. Я разочаровывал его? Почему-то для меня было важно его мнение.

– Твой дом – Север. Я вижу это по лицу. Разве ты еще не понял этого? – вымолвил он, и я заметил в глазах его бесконечную усталость, глубокую, как и его печаль.

Я кивнул. Я действительно почувствовал желание раскрыть тайны этого холодного края, такого нелюдимого и такого притягательного. И это желание наполнило вдруг все мое существо, разлилось по венам и капиллярам, превращаясь в жизненную необходимость. Я вновь кивнул, теперь увереннее.

– Я заварю чай, – вздохнул мужчина, встав с кровати. Он вышел из густой темноты комнаты в светлый коридор, и дверной проем наполнился желтизной светильников.

Я тоже поднялся и пошел в свою комнату, не затворив дверь. Еще раз умылся, и живительная влага омыла мои черты, расслабляя их. Неприятно долго ходить в пижаме. Я быстро переоделся, натянув зачем-то все свои вещи, будто это могло защитить меня от оживающих легенд. Странно, но именно сейчас, когда весь мой разум был вывернут наизнанку, я чувствовал легкость, как чувствуешь легкость после признания, поднимающего с души камень. А тем огромным тяжелым булыжником на груди лежала ложь, которую твердили все вокруг и в которую я верил на поверхности своего разума. А в глубине, точно где-то глубоко-глубоко, я знал, как и другие, что мы построили стены, отделяющие общество от правды, которую оно не принимало, которой оно боялось. Но, может, это просто был шок, не знаю, я такого еще не испытывал.

И вот я, взрослый человек (каким я себя считал уже лет с четырнадцати), поверил вдруг в сказки, в которые не верил даже в детстве. Смешно. Я посмотрел на себя в зеркало. Заметил, что сдвинул брови, – расслабил лоб, потому что устал морщиться. Наконец, я был готов.

Я зашел на кухню, где дед колдовал с чайником, тихо сел за маленький стол. Еще секунда, и передо мной стояла кружка горячего чая со странным запахом. Старик сел напротив меня. И, так как прежний храм моих устоев начал рушиться, я решился, наконец, отведать странную фирменную смесь одинокого жителя ледяной пустыни. Отпил