Записки мертвеца: Часть I - Георгий Апальков

при чём. Они научили меня пользоваться рациями, с помощью которых поддерживали связь с полицейским. Изначально рации были найдены в комнате охраны, но, поскольку охрана ретировалась из Радуги в первые же дни, рации эти стали никому не нужны, как и униформа, и много чего ещё, что оставалось в здешних подсобках, и на использование чего не распространялось общее правило неприкосновенности и необходимости выкупать что-то прежде, чем это взять. Уже к вечеру я вник в суть всего и был готов нести службу в одиночку. Я сказал об этом ребятам, но они попросили меня не говорить полицейскому о том, что я уже сейчас готов начать сменять их на посту. Сказали, мол, когда он спросит, во всём ли я разобрался, ответь, что ты-де ещё теряешься, что с рациями не до конца всё понятно, или что стороны света путаешь. Словом, Лёха и Тоха попросили меня наврать что-нибудь нашему большому боссу для того, чтобы они могли подольше наслаждаться своей непыльной работёнкой и отсутствием необходимости делать что-то ещё. Я сказал, что совру полицейскому: не хотелось портить отношения с ребятами и идти на конфликт. Хотя чувствовал я себя погано, когда я плёл свою чепуху перед полицейским. Он вызывал у меня больше симпатии и доверия, чем мои предшественники на посту дозорного, да и чем вообще кто-либо ещё.

В конце дня Юра и Аркадий выглядели уставшими. Похоже, они тоже жалели, что пришли сюда, и что теперь не могли отсюда уйти. У Аркадия здесь была Ангелина, которая хорошо чувствовала себя тут, и которая никуда не собиралась уходить от матери. А у Юры был отец, который проникся идеей причастности к чему-то большому и важному, и который не отпустил бы Юру одного назад, в их дом. На этой почве — на почве неприязни к Радуге и к своему здесь положению — нам удалось неплохо так сблизиться, несмотря на различия в характерах и на то, что в прошлой жизни мы существовали в разных мирах и особенно не общались за неимением чего-либо общего меж нами. Здесь же, помимо глобальной общей беды, нас объединяло ещё и недовольство необходимостью повзрослеть по щелчку пальцев и вмиг переродиться из инфантильных гусениц в трудолюбивых бабочек. Юра и Аркадий, чётко понимавшие те причины, по которым они не могут отсюда уйти, недоумевали, глядя на меня.

— Я вообще не знаю, чё тебя здесь держит? — изумлялся Аркадий, — Шёл бы себе назад, в хату свою, да сидел бы там, кайфовал.

— Да, — задумчиво вторил ему Юра, — Я бы тоже щас покайфовал. Да просто хотя бы в кровати нормальной уснуть, понимаешь? А не тут вон, на креслах этих…

— Слыш, внатуре, Костян, чё ты тут тусуешься? Тебе тут дойти-то реально два шага, — спрашивал Аркадий.

Я не знал, что ему ответить. Вернее, знал, но не хотелось рассказывать ему о том, как я боюсь выходить наружу, чтобы пройти те самые два шага, о которых он говорил. Не хотелось потерять лицо перед ними всеми. Хотелось выглядеть чуть круче, чем я есть на самом деле.

— Да ну его, — отвечал я, — Чё дома одному сидеть, с ума сойти можно. Тут хоть есть, с кем поболтать, да и… И реально же полезное дело делаем.

— Ну ехал бы к девчонке своей, раз надо кого-то для «поболтать». С девчонкой оно даже и получше будет, хе-хе, если понимаешь, о чём я. Нафиг тут, с какими-то левыми типами тусить?

— Я водить не умею. Да и машину я где возьму? Угоню?

— Угони конечно! А водить по ходу научишься. Ты ж мужик типа, как этот… Как рыцарь, понял, да? На коне. Взял да поехал, чё спрашивать-то?

— Легко сказать… — ответил я, и после мы сменили тему.

День 14

Меня вновь поставили на вахту на крыше, на этот раз — сразу после завтрака. Полицейский, хотя вчера и скептически выслушал мою сказочку про то, что я ещё не до конца освоился, сегодня, всё же, снова поставил меня не одного, а с напарником: на этот раз — с одним. На крыше меня встретил Лёха, а Тоху, вроде как, отправили на другие задачи.

— Блин, я… Я всё как надо сказал. Не знаю, чё он, — начал оправдываться я.

— Да расслабься, — махнул рукой Лёха, — Он бы по-любому так сделал: с чего ему нас двоих с тобой опять оставлять?

— Ну да.

Мы сидели за раскладным столом, но на этот раз не играли в карты, а просто болтали о том о сём. Я рассказал Лёхе, как встретил конец света, и как обстояла моя жизнь до него, а Лёха в свою очередь поведал мне свою историю. Лет ему было чуть больше, чем мне: на вид — где-то двадцать или около того. Конкретных вопросов о возрасте я ему не задавал, а выводы сделал из его внешности и контекста его рассказа. Он учился в местном универе уже третий год и в свободное время подрабатывал в Радуге, в отделе туристического снаряжения. Приехал он сюда издалека: из какого-то небольшого городка в соседней области. Здесь он жил в общежитии, где-то в получасе езды от нашего района. Тридцатого июля, на второй день апокалипсиса, он как обычно вышел на работу, и смена его слегка затянулась. Тогда — вечером того же дня — он встал перед выбором: ехать в общагу через весь город или не рисковать и остаться на ночь в подсобке магазина. Он выбрал второе, поскольку в общагу его особенно ничего не влекло. Затем он остался ещё на ночь. И ещё, и ещё, и так до нынешнего дня. Спал он, в отличие от прочих, не в кинотеатре, а в той же самой подсобке, на раскладушке. Полицейский возражений на этот счёт не имел: всё-таки технически отдел туристического снаряжения был скорее в Лёхиной зоне ответственности, чем в его, и находиться там он имел полное право, поскольку распоряжался ключами от его дверей. Раскладной стол, за которым мы сидели, и рыбацкие стулья тоже были из Лёхиного отдела.

— А что владелец магазина? Выходил на связь? — спросил я.

— Не. Он и до этого всего появлялся-то раз в месяц. А сейчас не знаю, что с ним вообще. Я ему и не писал, если честно. Пофиг как-то.

— А родители у тебя как? Ну, в городе-то этом твоём.

Лёха тяжело