Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке

наказывали почти каждый день. Обычно заключенному приходилось стоять там целый день без еды и воды. Как только он пытался сесть, эсэсовец безжалостно его бил.

Наблюдая за происходящим и разговаривая с опытными заключенными, Вим понял, что такое лагерь Амерсфорт. Он узнал, что не все эсэсовцы одинаковы: среди них были настоящие звери, но были и обычные люди. Важно было найти работу в лагере, чтобы тебя не включили в команду и тебе не приходилось каждый день подвергаться риску – ведь неразорвавшиеся бомбы в любой момент могли разнести всех на куски.

Все работы носили немецкие названия. Над Вимом спал клерк, Schreiber. Он сказал, что в администрации лагеря работает семь человек, и работа у них вполне сносная. Они работали в помещении, за ними не следили эсэсовцы, и иногда им даже удавалось «организовать» (так в лагере называли кражу или добычу чего-либо для собственного выживания) дополнительную кормежку. Вим решил попытаться стать разносчиком, Lagerläufer, или маляром, Maler. Можно было попытать удачу в кузнице, плотницкой или швейном цехе.

* * *

Ко вторнику, 5 сентября, Вим провел в лагере уже неделю. В то утро, впервые со дня прибытия, поверки не было. Команды не отправили на работу. По лагерю ходили страшные слухи. У механиков в гараже был маленький радиоприемник, и они сказали, что немцы, солдаты, эсэсовцы и даже члены НСД в панике бегут из Нидерландов в Германию. Начальство лагеря вело себя странно. Некоторым узникам раздали гражданскую одежду и отпустили. Вим не мог понять, кого выпускают, а кого нет. Он с нетерпением ждал, когда назовут его имя и он сможет вернуться домой. Он впервые увидел начальника лагеря, унтерштурм-фюрера СС Карла-Петера Берга. Непонятно, где он находился раньше, но, когда опасность возросла, он нервно расхаживал по лагерю. Вим видел, как он отдает команды – многочисленные чемоданы грузили в машины. Узников охватила эйфория. Неужели освобождение близко?

Радость оказалась преждевременной. Паника быстро прошла, и постепенно все успокоилось. Имя Вима так и не назвали.

Вместе с друзьями он сидел за столом в центре своего блока. Понурив голову, вошел Stubenälteste.

– Ложная тревога, – сказал он. – Союзники не взяли Бреду. И Амстердам. И Роттердам. Их вообще нет.

Сердце у Вима упало. Ни освобождения, ни возвращения в Амстердам… А завтра снова закапывать воронки в Состерберге.

И все же через несколько дней он собирался покидать лагерь. Но дорога предстояла не домой, а в Германию. Половину лагеря эвакуировали – по слухам, в Гамбург, на 400 километров на восток, в Северную Германию.

Утром 8 сентября более тысячи заключенных вышли из лагеря Амерсфорт на вокзал. Вим держался в середине группы. Как и все, он был одет в свою гражданскую одежду – в лагере ее даже выстирали и выдали ему со склада. Это было единственное хорошее в его жизни.

Колонна заключенных привлекла внимание. Охранники-эсэсовцы следили, чтобы прохожие ничего не передавали заключенным. И все же им отовсюду кидали фрукты и хлеб. Охранники никак не могли этому помешать. Те, кто шел с краю, быстро рассовывали еду по карманам или совали в рот. Дорога заняла около часа – заключенные переходили с бега на шаг и обратно. С каждым шагом Вим все дальше уходил от дома и все больше приближался к Германии. На вокзале их ждал старый пассажирский поезд. Длинная вереница вагонов протянулась вдоль всей платформы. В одном вагоне должны были разместиться сто заключенных с вооруженной охраной. Остальные охранники остались на вокзале. Уходя, один из них сунул Виму пакет с бутербродами.

– Знаешь, куда вас везут? – спросил он.

– Я ничего не знаю, – ответил Вим.

– В лагерь уничтожения.

11

Концлагерь Нойенгамме

Нойенгамме, Германия, август 1944 года

Когда последние узники оказались в поезде, охранники заперли двери, и поезд тронулся. Взрослые, более опытные узники быстро разобрались в новой ситуации. Только присмотревшись, можно было понять, что они внимательно все осматривают. Двое заключенных лет тридцати, сидевшие напротив Вима, плечами осторожно попробовали задвижку на окнах. Она сдвинулась на сантиметр, не больше, и они быстро вернули ее на место. Они узнали достаточно.

Во время посадки Вим видел, что в концах вагона расположились охранники с автоматами, готовые стрелять. Любая попытка бегства могла закончиться смертью. Тем не менее группа заключенных все же попыталась бежать. В первые полчаса Вим слышал много выстрелов – чаще всего, когда поезд сбавлял скорость. Но поезд все равно не останавливался.

Когда они подъехали к мосту через Иссель, близ Девентера, скорость сбавили. Заключенные, сидевшие напротив Вима, всей силой навалились на окно и вывалились наружу. В вагоне началась суета, но прежде чем другие заключенные попытались вырваться на свободу, раздались выстрелы. Охранники стреляли в воздух и орали, что всадят пулю в любого, кто приблизится к окну хотя бы на метр. Наставив на заключенных автоматы, они приказали закрыть окно.

Поезд продолжал свой путь не останавливаясь до Алмело. Вим тщетно надеялся, что им дадут хотя бы попить. Он написал короткое письмо матери: «Дорогая матушка, я на пути в Германию. С любовью, Вим». Письмо он бросил на платформу в надежде, что кто-нибудь его найдет и отправит. Поезд снова тронулся и свернул в сторону. Примерно через час они прибыли на станцию Хенгело, хотя дальше не поехали. По несколько часов поезд стоял в Олдензале и Бентхайме – причина такой задержки Виму была неясна. Он уже бывал на этом пограничном пункте раньше, но сейчас ситуация была совершенно другой. Поезд тронулся, и они направились вглубь вражеской территории. Узники не представляли, что их ждет.

Снаружи было темно, свет в вагоне выключили. Немцы не хотели стать легкой целью для самолетов союзников. Обычно те бомбили крупные немецкие города, но, заметив поезд, не брезговали и им. Вим, зажатый между другими заключенными, задремал. Он утратил чувство времени. Мысли его вернулись к Каттенбургу, во времена, когда он беззаботно бродил по островам и работал у Адольфса. Что-то с ним теперь будет?

Когда он представлял, как принимает роскошный душ в бане у Киппебруга, его кинуло вперед, и он ударился головой о плечо узника, сидевшего напротив. Заскрипели тормоза, поезд остановился. В мгновение ока охранники вскочили и заперли за собой двери.

Они не успели выскочить из поезда, когда Вим услышал рев бомбардировщиков. Потом он увидел лучи, бьющие со стороны немецкой батареи противовоздушной обороны. Лучи выискивали вражеские самолеты – те самые, которых узники так радостно, хотя и тайно, приветствовали в лагере Амерсфорт.

Бежать было некуда. Прыгать из окон – чистое самоубийство: немцы оцепили поезд и нацелили на окна автоматы. Узники могли лишь лечь на пол и молиться, чтобы все обошлось. Они слышали, как слева и справа падают бомбы, но поезд уцелел. Вскоре рев двигателей затих вдали. «Герои» в немецкой форме вернулись в поезд, держа автоматы на изготовку. Они заняли свои места, словно ничего не случилось.

Такое повторилось еще несколько раз, и снова бомбы в поезд не попали. Поезд двигался медленно. Они часто останавливались, а когда двигались, ползли черепашьим шагом. В Ганновере поезд простоял полдня. Те скромные запасы еды, что заключенным удалось захватить с собой, давно закончились. Жажда становилась невыносимой – и вонь тоже. В поезде стояли ведра, но добраться до них было нелегко, да и наполнялись они слишком быстро.

Краны гамбургского порта показались на горизонте уже в сумерках. Город лежал в руинах – Гамбург разбомбили еще год назад во время операции «Гоморра». Английская авиация целую неделю бомбила город, сбросив тонны зажигательных бомб. В жутком пламенном океане погибли десятки тысяч жителей. В тот год выдалось на редкость жаркое и сухое лето, и температура при взрыве зажигательных бомб поднималась выше восьмисот градусов. Те, кто пытался укрыться в бомбоубежищах, погибали от недостатка кислорода и отравления ядовитыми газами. Последствия этого кошмара навсегда врезались в память узников.

Впрочем, размышлять времени не было. Снова завыла сирена воздушной тревоги, и охранники кинулись прочь из поезда. Как и всем узникам, Виму ничего не оставалось, кроме как съежиться в страхе. Он следил за лучами, выслеживающими в небе самолеты. Потом страшный взрыв сотряс поезд. На крышу вагона посыпались обломки, снаружи раздались крики. Узники инстинктивно прикрыли головы руками. Но каким-то чудом поезд вновь уцелел. Через несколько часов они снова двинулись в путь.

Ночью