Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке

поезд вполз на территорию концентрационного лагеря Нойенгамме. Вагоны осветили прожекторами, заключенные очнулись. Наконец-то можно покинуть этот жуткий поезд. При мысли о свежем воздухе, бодрящем душе и, возможно, хоть какой-то постели Вим попытался подняться. Но ноги у него затекли – ведь он больше 48 часов провел в одном положении.

При сходе с поезда пострадали все. Ни платформы, ни лесенок не было, поэтому приходилось быстро прыгать. Кто задерживался, тех выталкивали охранники. Узники падали на колени или спотыкались о тех, кто уже лежал на земле. Со сторожевых вышек ярко светили прожектора, ослепляя несчастных.

– Aussteigen! Raus! Raus! Schneller! Schneller! – во все горло орали охранники. – Встать! Выходи! Выходи! Быстро! Быстро!

Вим покатился по земле между путями и заработал удар дубинкой по шее:

– Los! Los! Schneller! Schneller! Шагай! Шагай! Быстро! Быстро!

Через мгновение последовал новый удар.

Вим поднялся и побежал вместе с другими заключенными. Кошмар усиливался еще и страшным ливнем. Эсэсовцы подгоняли узников ударами дубинок и прикладов. Заключенные ничего не понимали. Они были беззащитными жертвами, измученными голодом и жаждой. В двадцати метрах от них стояли другие эсэсовцы, не пытавшиеся сдерживать своих овчарок. Они образовали своеобразный туннель, куда охранники прикладами загоняли вновь прибывших. Те, кто оказывался слишком близко от собак, становились их жертвами. Виму чудом удалось избежать укусов.

– Weiter! Weiter! Zu Fünft! Вперед! Вперед! По пять!

Не все сразу поняли, что идти нужно шеренгами по пять человек, и эсэсовцы безжалостно объяснили все ударами прикладов и дубинок.

* * *

По мере приближения к лагерю тошнотворный запах становился все сильнее.

– Mützen ab! Шапки долой! – раздалось в ночи.

Примерно через пятьсот метров узников, промокших до нитки, загнали в подвал каменного здания. Ничего не понимающий, потрясенный Вим присел на каменный карниз. Ему казалось, что он очутился в кошмаре. Здесь им позволили немного утолить жажду из котлов с водой.

Каждые десять минут пятьдесят человек должны были выходить из помещения. Если кто-то задерживался, его избивали прямо в подвале. Охранниками здесь были не эсэсовцы, а такие же заключенные с большими зелеными треугольниками на одежде. Удивительно, но они орали еще громче эсэсовцев и избивали заключенных с еще большей жестокостью. Казалось, они хотят заслужить хорошую оценку у своих хозяев.

Зелеными треугольниками в лагере помечали уголовников. Это были самые отбросы общества. Многие попали сюда из тюрем. Убийцы, насильники, мошенники и психопаты – Вим оказался в полной власти этих людей.

Когда настала его очередь выходить, он постарался держаться в центре группы. На улице им велели снять всю одежду и кинуть в большие корзины. У некоторых еще оставалась еда, и им пришлось быстро запихивать ее в рот. Группу повели в большой блок – Effektenkammer – склад личных вещей. Ничего ценного – часов, обручальных колец, украшений, денег – у заключенных уже не оставалось, но даже семейные фотографии пришлось сложить в коричневые бумажные пакеты. У Вима ничего не было, и он сдал пустой пакет. Имена тех, у кого что-то было, записывали на пакетах и вносили в большую книгу.

Голых заключенных перегоняли в следующее помещение, где эсэсовцы светили им в рот фонариками. Потом им приказывали наклониться, и охранники заглядывали уже им в зад, светя теми же фонариками и засовывая палочку с острым концом. Виму прятать было нечего, но узник, который шел за ним, попытался так спрятать обручальное кольцо. Кольцо отобрали, а потом охранники с зелеными треугольниками жестоко избили этого человека. Он, истекая кровью, валялся на полу. Эсэсовцы наблюдали за происходящим с садистским удовольствием.

В следующем блоке заключенных обрили. Вима побрили еще в Амерсфорте, и волосы почти не отросли. Но потом им сбрили все волосы с тела – заключенным приходилось лежать на чем-то вроде мясницкой колоды, широко разведя руки и ноги.

Из того, что он слышал, Вим понял, что этой работой занимались русские пленные. Тупые, поломанные старые бритвы чаще резали заключенных, чем сбривали волосы. Новички кричали и дергались от боли. Но любая задержка мгновенно каралась ударами дубинок.

За темпом следили эсэсовцы:

– Schneller! Schneller! Быстро! Быстро!

Вим весь был в порезах. Еще один заключенный быстро протер его тело «лизолем», и он закричал от боли. Он быстро прикусил губу, но все же заслужил удар дубинкой от охранника, который решил, что он слишком задержался. Вим быстро перешел в следующее помещение.

– Zu Fünft! По пять! – орал эсэсовец.

Двадцать пять человек шеренгами по пять вошли в холодное помещение. Окна с обеих сторон были открыты. Несколько узников постарше более не могли выносить этих мучений и рухнули на бетонный пол. Их подняли ударами сапог и дубинок. Охранники орали во все горло. Тех же, кто подняться уже не смог, за руки и за ноги оттащили в угол.

Вим замер под душевой насадкой. По потолку шли трубы, из которых валил горячий пар. От пара порезы заболели еще сильнее. Потекла горячая вода. Виму казалось, что он весь горит, но он не шевелился, боясь получить очередной удар.

Горячий поток неожиданно сменился ледяным, и Вим задохнулся от неожиданности. Охранники разразились хохотом, но он его почти не слышал.

– Los! Los! Schnell! Schnell! Шагай! Шагай! Быстро! Быстро!

В следующем блоке, Bekleidungskammer, им предстояло получить одежду. Вим шагал по широкому коридору. Справа и слева находились небольшие отсеки, разделенные перегородками. В первом ему швырнули старое полотенце. Он быстро вытерся в полумраке, пока полотенце не отобрали. Вим оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что охранники достаточно далеко. В следующем отсеке ему выдали белье, потом полосатые штаны, куртку и шапку. Одежда была грязной и вонючей. В последнем отсеке он получил деревянные сандалии и какие-то лохмотья – предполагалось, что это носки.

Вим натянул все на себя. Прежде чем выйти через последнюю дверь, ему пришлось остановиться у стола, за которым с ручками наготове сидели несколько заключенных. За ними расхаживали эсэсовцы. У Вима спросили имя, дату и место рождения и место жительства. Называя адрес матери, Вим почувствовал острую боль в сердце. На него нахлынули воспоминания. Когда его спросили о профессии, он назвался слесарем.

Ему выдали маленькую металлическую бляху с номером на веревочке и две полоски ткани размером 10×3 сантиметров с тем же номером и черной буквой «Н» – Holland (Голландия). Он перестал быть Вимом Алозерием и стал номером 49019. То есть до него этот путь прошли почти пятьдесят тысяч человек.

На следующем столе лежали большие иглы и нитки, но Вим не мог взять иголку, так у него болели пальцы. Двое пожилых заключенных помогли ему пришить номера на левую сторону куртки и левую штанину.

Оказавшись на улице, Вим увидел, как узники меняются одеждой, пытаясь найти то, что им подойдет. Многие обматывали ступни и щиколотки тряпками, чтобы хоть как-то ходить в деревянных сандалиях. Вим научился этому еще в Амерсфорте и успел защитить ноги. В полосатой пижаме он походил на зебру. Вим весь дрожал. Осень еще не наступила, но холодные ночи и тяготы пути сделали свое дело.

Они простояли так не меньше получаса, выстроившись на плацу шеренгами по пять. Двадцать таких шеренг стояли друг за другом, пока не набралась вторая сотня. Наконец охранники погнали их в бараки. Колючей проволоки вокруг было столько, что Виму показалось, что он оказался в «розовом саду». Их блок был полностью отделен от других бараков, очертания которых он видел в полумраке. Впрочем, нужно было думать о другом – битва за спальные места была в полном разгаре.

В бараке были построены деревянные нары – трехъярусные, два метра высотой и всего 65 сантиметров шириной. Вим нашел пустую полку в дальней части барака и залез наверх. Рядом с ним мгновенно улегся другой молодой заключенный. Им удалось сохранить полку на двоих, а многим пришлось укладываться втроем. Так на трех полках оказывались девять человек.

Им позволили ложиться только в рубашках и белье. Тонкие одеяла тепла почти не давали. Во всяком случае Вим не заметил особой разницы. Измученный, он мгновенно заснул, даже не чувствуя деревянных планок под тоненьким соломенным матрасом толщиной всего в несколько сантиметров.

Ночь пролетела