Путь диких гусей - Вячеслав Софронов

Нур поднял лук, не спеша прицелился, вложив стрелу с четырехгранным наконечником, что пробивала сердце сохатого. Но сизые клочья дыма накатывали на всадников, скрывая их от стрелка. Рябой Hyp затаил дыхание, слившись с луком, с тетивой, натянутой до мочки правого уха. Он сам стал стрелой, готовый лететь и впиться тому в горло, лишить жизни. Злость душила его, рвалась наружу.

Но Кучум кинул настороженный взгляд в сторону завала, уловив там какое-то движение, блеск черных прищуренных глаз, Рябой Hyp поймал его взгляд, хотя он хорошо укрылся меж деревьями, и, решив, что медлить больше нельзя, спустил тетиву.

Стрела ушла со свистом, неся смерть на острие кованого жала, и, чмокнув, воткнулась в цель. Новый порыв ветра закрыл всадников сизой дымной пеленой, и Hyp заскрипел зубами, что не мог увидеть гибели врага. Тут же с деревьев засвистели стрелы его нукеров, а он бросился в глубь леса, выручать Едигира. Колчан бил по спине, ветки хлестали в лицо, но он, не ощущая боли, нырнул в лесную чащу, отчаянно кашляя от едкого дыма. Так он бежал вдоль тропы, пока не увидел нескольких всадников, сгрудившихся вокруг пленного Едигира. Тот сидел на низкорослой лошадке, со связанными сзади руками.

— Ага, вот вы-то мне и нужны, — тихо проговорил он, натягивая лук. — Эй! — крикнул громко и, когда степняки повернулись на крик, спустил тетиву. Ближайший к нему всадник, громко охнув, сполз с седла.

Остальные прикрылись щитами и обнажили сабли. Двое из них, понукая коней, попытались въехать в лес. Кони неохотно шли в глубь леса, испуганно прядая ушами. Тогда Hyp, сложив ладони у рта, издал протяжный волчий вой. Кони шарахнулись и повернули назад, подставив спины всадников Рябому Нуру. Еще одна стрела вошла под лопатку степняку, и тот, дернувшись, ухватился за гриву лошади.

— Отпустите нашего хана, а то всех перестреляю! — заорал он громко.

В ответ один из степняков занес над головой Едигира кривую саблю и крикнул:

— Могу его башку подарить тебе на память. Хочешь?!

— Если ты мужчина, то выходи один на один. Тогда поглядим, чья шея крепче.

И тут он услышал крик Едигира, не крик, а стон из-за ремня, стянувшего ему горло:

— Рябой! Поспеши в Кашлык… Пусть готовятся встретить гостей, собирайте нукеров… — Его голос прервался. Hyp увидел, что один из степняков опустил рукоять сабли ему на голову.

— Псы! Подлые сарты! Дети шакала! — закричал он, в бессилии ударяя кулаками по стволу смолистой сосны. — Я с вами еще повстречаюсь! Вы еще своей кровью умоетесь!

В ответ раздался громкий смех и свист пущенной наудачу стрелы. После этого они двинулись по тропе, увозя с собой Едигира.

Рябой Hyp кинулся обратно к завалу, чтоб увести оттуда своих нукеров, добраться быстрей до Кашлыка, упредить степняков.

Неожиданно навстречу ему выскочил здоровенный степняк с копьем в руке. Он направил наконечник его в грудь Рябого Нура и прошипел:

— Сдавайся, пес сибирский, а то умрешь! Hyp, не сводя глаз с острия копья, бросил свой лук на землю. Их взгляды встретились, и тут Рябой Hyp в ужасе округлил глаза, глядя за спину степняка. Тот испуганно глянул назад, и Нуру хватило мгновения, чтоб выдернуть из колчана стрелу и с силой метнуть тому в горло.

Стрела прошла насквозь, пробив гортань. Сарт не успел и вскрикнуть, лишь скосил глаза к носу, где покачивалось оперение от стрелы, и повалился на Нура.

— Ты же просил бросить, — проговорил он тихо, опуская убитого на землю и вынув из его рук копье, подобрал лук.

Возле завала вдоль тропы шла сеча, и Рябой Hyp увидел, что степняки одолевают, прижав его воинов к завалу. Их осталось всего несколько человек вместе с раненным в плечо Буреном.

— Отходим! — закричал Рябой Hyp, напав на степняков сзади. — Все к реке и на ту сторону кто как может.

— А где Едигир? — спросил, тяжело переводя дух, Бурен.

— У них, — отмахнулся болезненно менбаша, — я не смог освободить его. Но мы сможем помочь ему, если останемся живы. Уходим.

…Кучум, не принимавший участия в схватке после того как длинная сибирская стрела пробила ему щит, впившись в левую руку, услышал, что стихли крики у лесного завала, не звенят сабли. Он пошел к тропе, ведя Тая на поводу. Навстречу к нему спешил юзбаша.

— Мой хан, они бежали… Преследовать ли их в лесу?

— Разобрать завал и быстрее к реке. Пожар совсем рядом. Торопитесь.

Старый рыбак Назис терпеливо сидел в долбленке над осетровой ямой. Он приплыл сюда ранним утром, но бог реки не хотел сегодня дать ему рыбу. А ведь Назис обещал поделиться с ним печенью осетра, на которого забросил свою снасть. Речной бог в это лето стал совсем скупым и угнал далеко всю рыбу. Или он обижен на старого Назиса?

А разве не Назис притащил по весне тушу павшей от бескормицы клячи и сбросил ее под лед, в угощение речному богу. Что от того, что от дохлой кобылы сильно воняло? Под водой запах не слышен. О том все знают. И речной бог принял угощение, довольно урча утащил кобылу вниз, в самую осетровую яму. Если бы подарок ему не понравился, то выбросил бы его на берег. А то ведь принял…

— Раз взял мою кобылу, то и мне подари хоть одного осетра, — сердился старый Назис, — зачем ты такой жадный? Так нельзя жить. Тебя никто любить не будет. Люди уйдут с реки, найдут другого бога, а ты совсем один останешься. А знаешь, как худо одному? Тебе не то что кобылы, а и голой кости никто не бросит, отощаешь совсем. Вот я собаку кормлю — она мне зверя гонит. А тебя корми, не корми, не даешь рыбы. Чем я внучат кормить буду? А? Молчишь?! Не ты ли у меня две весны назад последнего младшенького сына забрал?!

При воспоминании об утонувшем во время ледохода сыне у старика задрожал голос и крупные слезы выкатились из мутных, плохо видящих глаз. Дома, в землянке, он не позволял себе такой слабости. Тут же, оставшись один, вволю отводил душу, ругая речного бога, отнявшего у него последнего сына, Двое других много лет назад ушли в набег с ханом и не вернулись. А младший, самый любимый и расторопный, взял в свою землянку их детей. Теперь, уже второй год, они живут с Назисом.

Старик подергал за бечевку, к концу которой был привязан острый стальной крючок с наживкой. Но бечевка подалась легко. Клева не было.

Тяжело вздохнув, старик представил, как ему придется по темноте возвращаться в свою землянку, минуя насмешливые взгляды соседей. Зато никуда не спрячешься, от своей ворчливой старухи, которая станет попрекать за напрасно проведенный день. Утром она отправляла его на озеро ставить сети, но он заупрямился и пошел на реку.

Старик был упрям от природы, и это часто оборачивалось против него. И сейчас можно было давно возвращаться в селение, но он менял наживку и упорно ждал клева.

— Вот скажи, — продолжал он, — почему на озере хозяин воды совсем другой? Не такой скупердяй, как ты? Он людям всегда рыбы дает, не жалеет, как ты, А воды у него меньше, чем у тебя. И рыба зимой вся мрет, когда лед толстый, воздуха мало. Надо было ему кобылу ту снести, сейчас горя бы не знал… А тебя кормлю, кормлю, а ты…