Маленькие путешественники - Адольф Бадэн

– Право, можно подумать, – сказал поручик, опечаленный не менее детей, – что ваш дядя нарочно от вас прячется. Представьте, как раз в то время, когда он с капитаном Мартеном собрался ехать из Бискры в Батну, какой-то туземец из Улед-Дауда пришел сказать ему, что старый черный лев, которого он уже две недели ищет по всем окрестностям, объявился около горы Бу-Изель. Дядя ваш тотчас же сказал капитану: «Отправляйтесь без меня, Мартен, и скажите товарищам, что не пройдет и недели, как я принесу им такую львиную шкуру, какую им нечасто приходилось видеть». С этими словами он расстался с капитаном и ушел с арабом из Улед-Дауда и со своим карабином, с которым никогда не расстается, на Бу-Изель.

– Видите, – сказал Жан, – я был прав, что не хотел дожидаться дядю в Батне. Если бы мы поехали прямо в Бискру, мы бы встретились с ним раньше, чем он отправился на Бу-Изель. А теперь Бог знает, когда мы увидимся с ним…

– Полно, вы не знаете своего дядю! Как ни хитер черный лев, а Кастейра с ним живо справится.

Жан не отвечал; он уже твердо решил, что делать. Он сказал себе, что поступит так, как должен бы был поступить двумя днями раньше, вместо того чтобы послушаться поручика Шасерье.

«Теперь хоть бы мне пришлось ехать за дядей до самого Бу-Изеля, – думал он, – я не остановлюсь до тех пор, пока не догоню его. Денег у меня довольно, чтобы взять места в дилижанс из Батны в Бискру и заплатить за все, что мы израсходовали у вдовы Сюрло. Отчего же нам не ехать? В дилижансе мы не устанем, а опасности я не вижу. До сих пор с нами не случилось ничего особенного, а как нас пугали, как отговаривали ехать!.. Авось и на этот раз все обойдется благополучно. Сказал же мне капитан Гастальди: “Если тебе будут говорить о смерти, иди прямо на нее и посмотри ей в глаза; это лучший способ узнать, есть ли она на самом деле”».

Думая так, храбрый мальчик поблагодарил поручика за его доброту и простился с ним, не сказав, однако, что он намерен делать. Затем он пошел в контору дилижансов, которые ходили в Бискру, и взял три места на империал[27]дилижанса, который отправлялся на другой день утром.

Вперед – во что бы то ни стало!

Места на империале были взяты из экономии. С них было все отлично видно, но зато солнце грело немилосердно. По мере того как дилижанс приближался к степи, становилось все жарче. Гораздо удобнее было бы путешествовать в этих краях ночью, но дороги здесь так плохи, что это просто невозможно. На самом деле из Батны в Бискру и вовсе нет дороги; только кое-где в самых неудобных местах положены бревна, а в сущности, эта дорога – не более чем след, оставленный проходящими караванами.

Растительности здесь почти не видно. За Аин-Тутой начинается каменистая пустыня. Затем следует извилистое ущелье, которому, кажется, нет конца. Потом дорога поднимается круто в гору и еще круче спускается в лощину, очень живописную, но не вполне безопасную.

Далее дилижанс движется по долине, перерезанной рекой Уэд-Кантара, и переезжает через пропасть по мосту, построенному еще римлянами. Вскоре дорога круто поворачивает, и перед пассажирами открывается великолепный вид, способный поразить даже самых равнодушных к красотам природы людей. Это оазис Эль-Кантара, в котором насчитывают до пятнадцати тысяч пальмовых деревьев. Маленькие Кастейра, несмотря на свой возраст, также были поражены этой чудной картиной.

За оазисом Эль-Кантара следует другой, оазис Эль-Утана. Затем дилижанс пересекает реку и выезжает на знаменитую возвышенность Сфа, с которой открывается грандиозный вид на пустыню. Никакими словами нельзя передать впечатление, которое овладевает путешественником при взгляде на эту беспредельную равнину. Его испуганному взору представляется неоглядная песчаная плоскость; лишь изредка встречаются на ней оазисы – Бискра, Сиди-Обка, Серианка, – пятнами чернеющие на однообразно серой поверхности пустыни. Многие сравнивают этот странный пейзаж с барсовою кожей, и такое сравнение вполне справедливо.

– Посмотри, Жан, точно море! – удивленно воскликнул Франсуа.

Действительно, легко можно вообразить, что видишь перед собою море, в особенности вечером, когда заходящее солнце освещает своими красноватыми лучами необъятную равнину Сахары. Желтоватые холмики, окаймляющие степь с севера и мало-помалу исчезающие на каменистой почве пустыни, удивительно похожи на цепи дюн, которые как будто выдаются на плоском берегу, а оазисы с их привлекательной зеленью, то одинокие, то расположенные поблизости один от другого, очень напоминают острова и архипелаги. И верблюд, это странное животное, переходящее по песчаному морю от одного зеленеющего островка к другому, вполне заслуживает название «корабль пустыни», которое дало ему поэтическое воображение арабов.

Но, кроме того, пустыня похожа на море еще тем, что и у нее есть свои дни безмятежного спокойствия, и свои страшные бури, во время которых к облакам поднимаются целые горы песка, как настоящие громадные волны. Говорят, что море более всего способно дать представление о бесконечности. Но пустыня в этом отношении действует на воображение, может быть, еще сильнее.

Дети во все глаза смотрели на расстилавшуюся перед ними картину, сами не понимая, что с ними происходит. Иногда у них вырывались простодушные восклицания, очень забавлявшие кондуктора, старого алжирца, давно привыкшего к восторгам путешественников. Но больше они молчали, и ими все сильнее овладевал тот странный ужас, который всегда возбуждает в нас все неизвестное и непонятное. По мере того как они углублялись в пустыню, им казалось, что они падают в бездну, из которой им уже не выбраться. Поэтому они несказанно обрадовались, увидев группу пальм, зелень которых представляла приятную противоположность печальному бесплодию пустыни. Подъехав ближе, они различили несколько домов, окруженных апельсинными, гранатовыми и оливковыми деревьями, которые гнулись под тяжестью плодов.

– Это Шетма, – с пренебрежением сказал кондуктор Жану, – если ты так восхищаешься этими жалкими кустиками, так что же ты скажешь о Бискре? Там, по крайней мере, двести тысяч пальмовых деревьев!

И точно, оазис Шетма, первый из Забанских оазисов, не может сравниться с лучшим и великолепнейшим из них – Бискрой, столицей и жемчужиной Заба.

Между тем наступал вечер. Шетма осталась позади, и дилижанс опять катился по необъятной равнине, взметая целые облака серого песка. Нашим путешественникам начинало казаться, что время тянется необыкновенно долго. Мрачное однообразие местности, по которой они проезжали, наполняло их сердца какой-то безотчетной тоской.

– Далеко ли еще до Бискры? – наконец решился спросить Жан.

– Нет, теперь уже близко, – сонным голосом отвечал кондуктор: – Видишь там, вдали, темную полоску? Это она и есть. Не больше чем через час мы будем на месте.

Но этот час, похоже, состоял больше чем из шестидесяти минут. Он давно уже прошел, а дилижанс все катился, и детям казалось, что их путешествию не будет конца…