Птенцы «Фламинго» - Инна Тронина

— Какие ко мне могут быть предложения?! Если насчёт средств на театр, то вряд ли я сумею помочь. В таком виде на людях не покажешься, а сюда солидные люди сами не пойдут. Я поддерживаю с ними связь по «трубе», но тоже редко, от случая к случаю. Только вас я не стесняюсь, как не стеснялась бы папу. У нас с вами особые отношения. Вы принимаете меня всякую — и заспанную, и неухоженную. А другие не примут. Так что…

— Девонька, ты такая мне куда больше нравишься! — перебил старик, темпераментно, как на сцене, размахивая руками. — Теперь, без грунтовки и мишуры, когда глаза блестят не от линз, а от материнского счастья, ты неотразима! Поверь, девонька, я никогда так не жалел, что не имею детей, как сейчас! Мне рассказывали, какое это блаженство — рассасывать грудь жены! Некоторые так увлекаются, что ничего не оставляют младенцу. Ты пахнешь молоком, и это прелестно. Среди зажиточных стариков модно пить настоящее женское молоко. Заменители не в счёт, они не позволяют продлить жизнь, получить необходимые гормоны, помолодеть, укрепить свой энергетический каркас. Я уверен, что это помогло бы мне сейчас, когда силы уже на исходе…

— О чём вы, дядя Юзя? — Аня испуганно округлила глаза.

— Не хочешь… Брезгуешь. Ты стала невероятно целомудренной, девонька. Но я готов платить за своё удовольствие. Не зря же Мао Цзэдун, проживший достаточно долго, все эти годы питался молоком матери…

— Чьей? Своей?! — Аня в ужасе выронила блюдце, и оно лишь чудом не разбилась, упав на персидский ковёр.

— Разумеется, нет. Я неточно выразился. — Голос старика звучал опять глухо, надтреснуто. — Речь идёт просто о женском молоке. И я уверяю тебя, что зарабатывать можно не только так. Старики сходят с ума, особенно если женщина соглашается кормить их грудью непосредственно…

— Бывает, что и борзых щенков вскармливают, — усмехнулась Аня, наливая сок в свой бокал. Спиртное она не пила уже давно, и держала его только для гостей. — Но я до этого не дошла пока и вряд ли дойду.

— Даже ради меня? — Старик смотрел в сторону, на длинную зелёную бороду тропического растения и говорил почти шёпотом. — Сказали, что мне мало осталось. Силы теряю, девонька. Может, а?.. Хоть бы разочек. Многим помогало. Одному моему приятелю уже девяносто пять…

— Дядя Юзя, да вы что?! — Аня поперхнулась и закашлялась.

— Не хочешь… — скорбно покачал головой старик. — Я же ничего такого… В чашечку бы нацедила и дала выпить. Раньше бы ты согласилась.

— Раньше у меня не было молока, дядя Юзя, — тихо ответила Аня.

Огни электрических свечей, ввёрнутых в хрустальную люстру, отражались в натёртом дубовом паркете, играли на гранях бокалов, и у Ани рябило в глазах.

— Лекарства — какие хотите, что в моих силах. А это… Нет. Всё, что есть, — Машкино. У неё, тьфу-тьфу, отменный аппетит.

— Правильно, девонька. Молодняк кормить нужно. Зачем на старичьё размениваться? Попробую в другом месте найти кормилицу…

— Дядя Юзя, да я вам хоть десять телефончиков дам! Бабам легче будет. Ведь они с вами не так хорошо знакомы, как я. Многие с детьми сидят и хотят заработать. Вы уж извините. Я действительно сильно переменилась за последнее время. Мне стало стыдно.

— Стыд — не всегда здорово, девонька. По этой причине многие упускали феерические возможности.

Режиссёр потянулся к опунции, принялся тщательно разрезать её ножом на кусочки. С седым пухом на лысине и довольно-таки густыми волосами на затылке, низкий, квадратный, со сморщенным умным лицом, кожей синеватого цвета и лиловыми от сердечной болезни губами, господин Бич одевался в стиле «денди лондонский», то есть по последнему писку моды.

Твидовый пиджак в клетку, вельветовые брюки, пальто из верблюжьей шерсти, казалось, приросли к дяде Юзе. Опять же, следуя требованиям моды, старик одевался не однотонно, а смешивал цвета — рыжий, розовый, зелёный, коричневый. Рядом с его креслом, как всегда, стояла толстая резная трость. В прихожей, на подзеркальнике, оставалась чёрная фетровая шляпа с широкими полями. Старик носил её круглый год в любую погоду. Ноги дядя Юзя забавно выворачивал в первую балетную позицию, чем раньше смешил Анечку.

А сейчас она смотрела на свои пальцы, унизанные платиновыми и палладиевыми кольцами. Трогала плетёную цепочку, усыпанную алмазной крошкой — не очень уместную в вырезе спортивной куртки. Цепочку Аня носила не как украшение, а как талисман, как медальон с портретом любимого. На крышке медальона таинственно поблёскивал маленький сапфировый Рак.

— Конечно, всё это не для тебя, девонька.

Дядя Юзя прокашлялся в кулак, будто собирался рассказать неприличный анекдот. Он частенько так делал, в самый неподходящий момент, шокируя респектабельную публику. Но сегодня, наедине с Аней, режиссёр был непривычно тих и сдержан. Не позволял себе вольностей и пошлостей, прославивших его в бомонде.

— Ты — состоятельная женщина. Сумела ухватить своё, а ведь это немногим удаётся. Так, раз-другой затащить партнёра в ювелирный перед койкой… А у тебя осталось много добра. Возможно, о хлебе насущном не придётся думать, хотя кто знает? Но ты нуждаешься в другом. Привыкнув к блеску высшего общества, нынче ты чувствуешь себя заживо погребённой. И страдаешь, думая, что путь в свет для тебя закрыт навсегда. Смею тебя уверить, что это не так. Шанс всегда остаётся.

— Я не хочу возвращаться туда, — отрезала Аня, откидываясь на спинку кресла. Глаза её сузились, и в них блеснули слёзы. — Вы ошибаетесь, дядя Юзя. Того, кого я по-настоящему полюбила, там больше нет.

— Да что ты! А я думал — тебе всё равно, лишь бы возможности иметь те же самые! — Старик отправил в рот кусочек опунции. — Получается, что я тебя совсем не знаю. Или материнство так подействовало на мою девоньку?

— Понятия не имею. Мне та жизнь надоела. Бесконечные обсуждения веяний моды и типов женских фигур, марок машин и часов, хвастовство и тут же — невероятная ущербность… Хочется новых ощущений. Я живу так, как никогда до этого не жила. Кто знает, сколько времени мне суждено быть рядом с Машкой? Почему-то кажется, что недолго…

— Вот-вот, уже пошла депрессия!

Режиссёр предостерегающе поднял палец, и больные, мутные его глаза совсем пропали в ряби морщин. Он заколыхал своими обвисшими щеками и четырьмя подбородками.

— Говорил — досидишься взаперти, золотая рыбка! Любое замкнутое пространство, даже хрустальный аквариум больших размеров — не для тебя. Ты посещала психотерапевта?

— Вызывала на дом перед Новым годом, — рассеянно ответила Аня.

— И, как вижу, зря выкинула деньги, — сокрушённо вздохнул старик. — А я хочу иначе тебя встряхнуть. Ты просто обязана сделать это усилие, рвануться к новой жизни, которая, поверь, и для тебя существует. Надо только ощутить себя востребованной. Тогда уйдёт хандра, и вернётся оптимизм.

Старик осматривал вещи, которые по каким-то причинам были дороги хозяйке квартиры, а потом вывешены на стены.