Взлетная полоса - Фридрих Незнанский

Тем не менее данные Сергея Алексеевича (как обнаружилось) Иванова, покинувшего институт за месяц до защиты вполне готовой и заранее заслужившей хорошие отзывы кандидатской диссертации, Петя Щеткин у этих темпераментных женщин получил.

Широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с непрошибаемым лицом чиновника крупного звена, поднаторевшего в бюрократических играх, в костюме и при галстуке, с портфелем в руке, размашисто шагал от крыльца министерства к автостоянке. Звали его Виктор Иоганнович Петров. Несмотря на заковыристое отчество, в чиновнических жилах Петрова не текло ни капли немецкой крови. Просто дед Петрова в молодости крепко дружил с одним поволжским немцем, и друзья обменялись обещанием: каждый из них назовет сына в честь друга. Потомки того немца, по имеющимся данным, перебрались на историческую родину, так что вполне возможно, что сейчас по улицам Лейпцига или Ганновера расхаживает ровесник Виктора Иоганновича с русским отчеством Тимофеевич… Ах да, у немцев не приняты отчества. Что ж, тем лучше для них. Виктор Петров немало невзгод в жизни перенес из-за того случайного, казалось бы, обстоятельства, что его отца звали Иоганн. Зато в горниле невзгод закалился его характер, и теперь каждый знает: председателя авиакомиссии Петрова голыми руками не возьмешь.

За Виктором Иоганновичем, еле поспевая, торопился мужчина лет сорока пяти, который тоже был официально облачен в костюм и галстук, но под мышкой нес папку для бумаг, имевшую, по сравнению с солидным круглобоким портфелем Петрова, какой-то жалкий, тощий, мизерный вид. Виктор Иоганнович, до того не обращавший на него внимания, вдруг резко остановился, так что носитель папочки едва не столкнулся с ним.

– Величко, мы заключение подписали? – со сдержанным начальническим рыком вопросил Петров.

– Подписали, Виктор Иоганнович, – признал эксперт Величко, – но хочу подчеркнуть, что я не согласен.

– Уже подчеркнул. Там, – Виктор Иоганнович ткнул толстым пальцем в бок портфеля, – есть помета. Что еще?

– Но, Виктор Иоганнович…

– Что «но»? У нас экспертов по топливу сколько в комиссии было? Два. Величко, тебе слово дали?

Величко молча кивнул. На его лице прочитывалось: «На том стою и не могу иначе».

– Дали, – припечатал председатель авиакомиссии. – Второму эксперту слово дали? Дали. Мнения разошлись? Разошлись…

– Но…

– Но я как председатель авиакомиссии обязан учитывать только твое мнение? Так, что ли, по-твоему?

– Нет, но… Я привел аргументы… Веские! – неожиданно вызывающе, слегка даже по-хулигански, добавил эксперт.

– И он привел аргументы, – с холодным тяжелодумным спокойствием указал Виктор Иоганнович. – Веские. Александр Иванович, взвешивать аргументы экспертов ты будешь, когда председателем станешь. А пока уж я сам как-нибудь.

И Виктор Иоганнович Петров, развернувшись, продолжил свой путь к автостоянке. А Величко, оставшись в одиночестве, понуро побрел обратно к зданию.

Завизжали тормоза: машине Лени Савельева едва не впечатался в бок зеленый БМВ. Что характерно, скрючившийся за рулем «бээмвухи» амбал квадратной конфигурации долго еще поливал матом не себя, нарушившего правила дорожного движения, а «этих лохов», которые, по его мнению, обязаны давать ему зеленую улицу, где бы он ни появлялся. «Беда России – дураки и дороги. А самое худшее наше зло – это дураки на дорогах», – мысленно успокоил себя Савельев услышанной недавно шуткой. Чему удивляться? Уровень бытовой культуры в нашей стране очень низкий. А хам остается хамом везде, в том числе за рулем.

Что такое хамство, Леня уразумел еще в нежно-розовом детстве, проживая на окраине. С вечера пятницы до середины воскресенья воздух там был сиз от водочного духа и крепкого мата. Детский опыт навсегда предохранил того, кто впоследствии стал генеральным директором агентства «Гаррисон Райт», от иллюзий в отношении простых трудящихся людей, которые якобы являются форпостом нравственного здоровья. Простой массовый человек в своем естественном состоянии дик, агрессивен и дремуч. Родители Савельева не отличались высокой образованностью, но вот дикими их точно нельзя было назвать. Они не ругали сына за то, что он портит зрение над книгами, они гордились тем, что он знает то, что осталось неизвестно им вследствие необходимости рано начать работать. Гордились даже тем, что сын внешне непохож на них, круглолицых и широкоплечих. Леонид, с его худой фигурой и узким лицом, со своими неизменными очками в тонкой оправе, – интеллигент в первом поколении. И, благодарный родителям за все, что они ему дали, Леня старался их не подвести. Выкладывался в учебе, а по окончании института вкалывал на полную катушку. Его ценили благодаря трудолюбию и старательности – главным образом благодаря этим качествам, поскольку сам Леонид откровенно признавал, что не замечал за собой никаких экстраординарных талантов. Креативщики – те да, те в самом деле талантливы. А для того, чтобы рулить финансами, нужны главным образом аккуратность и ясные мозги. Но, несмотря на эти скромные признания, Савельев был востребован. Да еще как! Даже сейчас, когда Кирилла не стало и неизвестно, что в дальнейшем произойдет с «Гаррисон Райт»…

Так соглашаться сегодня на предложение или не соглашаться? Предложение заманчивое, стоило бы согласиться. Стас будет настаивать… Но, с другой стороны, есть кое-что, о чем Стас понятия не имеет. Савельев не может именно сейчас покинуть агентство. Сейчас – нет…

Ресторан «Фазан» Леонид Савельев неоднократно посещал в разных компаниях и привык как к самому ресторану, так и к его местоположению. Каждый раз, когда он припарковывался возле этого невзрачного строения, в голове у него начинали вертеться профессиональные мысли, заимствованные в процессе общения с креативщиками. Как бы ни был хорош ресторан, но ознакомиться с меню, картой вин, быстрым и вежливым обслуживанием и прочими прелестями клиент сможет лишь в том случае, если войдет в него. А следовательно, чтобы прохожий превратился в клиента, его нужно заманить. Создать вокруг ресторана так называемое пиар-пространство, которое ненавязчиво (а может быть, и навязчиво) приглашало бы полюбопытствовать: какие там блага приготовлены для посетителей? Владельцы «Фазана», ничем не выделявшегося на фоне равнодушных, недавно покрашенных домов одной из центральных улиц, не имевшего яркой вывески, очевидно, никогда не слышали о пиар-пространстве, несмотря на то что рекламисты в их ресторане вечно тусовались. Возможно, в этом невнимании к рекламе скрывалась не слабость, а сила: «Фазан» процветал и, как следствие, мог себе позволить разборчивость в отношении публики. Впрочем, Савельев никогда не хотел в это вникать. Но о пиар-пространстве, точнее, его отсутствии, думал каждый раз, подъезжая к «Фазану».

В зале ресторана Леня чувствовал себя как дома. Немедленно прошел к дальней стене и устроился под стилизованным изображением фазана – символом заведения, – за столом, застеленным белоснежной скатертью. Буквально через две минуты напротив него за стол присел Стас – крупный мужчина в льняном пиджаке и джинсах, лет сорока пяти, с широкой улыбкой и цепким взглядом, которым он обвел зал, словно опасаясь слежки. Но, очевидно, не заметил ничего подозрительного. Рядом стояли всего два столика. За одним – никого, за другим, поодаль, – двое солидных господ с сигарами.