Взлетная полоса - Фридрих Незнанский

Чтобы папа мог убить человека? Бред! Наверняка тут что-то другое. Папа вернется и все объяснит. И тогда они вместе посмеются над этими глупыми милицейскими предположениями.

Чуть ли не больше папы Варю беспокоила мама. Она что-то частенько стала плакать у себя в комнате… Ну это понятно и неудивительно. Но удивительно другое: она плакала не так, как будто скучала о папе. Она плакала как-то… раздраженно. Варя помнила: когда между родителями случались ссоры, мама иногда вот так ударялась в рыдания – и это был последний весомый аргумент: папа, который не выносил женских слез, немедленно сдавал свои позиции. Ну а теперь-то, когда папы рядом нет, что заставляет маму плакать именно так, а не иначе?

Ну вот, кажется, опять началось! Из-за тонкой стены снова доносились глухие, придавленные всхлипывания. Намеренная выяснить все раз и навсегда, Варя вскочила из-за стола, прихватив брошюру.

– Мам, – нарочито громко спросила девушка, ворвавшись в родительскую спальню, переставшую в эти дни быть запретной для нее, – ты не видела мой справочник «Основы медицины»? Толстая такая книга, в синей обложке. Я ее куда-то дела… Мам?!

Видеть толстую синюю книгу «Основы медицины» Галина не могла ни в коем разе: такой книги у Вари не было. Вполне возможно, что книги с таким широкомасштабным названием вообще не существовало. Но все эти мелкие хитрости отступили на второй план и сделались неважными, стоило Варе бросить взгляд на мать. Галина сидела спиной к ней, на разобранной супружеской постели – вторая половина застелена, только в изголовье покрывало откинуто, сдвинута подушка. Плечи Галины вздрагивали от плача. Галю затопила с головой жалость и еще какое-то обжигающее чувство… Может быть, стыд? Но почему?

– Мама! – Варя бросилась к ней, присела рядом, не решаясь дотронуться, обнять, погладить по голове. – Мам, ну перестань! Нельзя плакать. Надо верить, что все хорошо, папа всегда так говорит. Он скоро найдется и все как-то объяснит…

– Уже… объяснил… – всхлипнула Галина. В голосе ее звенели нотки привычного раздражения. – Вот что я под подушкой у него нашла.

Она протянула дочери кулак, в котором все еще сжимала лист бумаги – судорожно, будто не в силах расстаться с ним. Осторожно разжав ее пальцы, Варя вынула листок, вырванный, очевидно, из ее тетради в клеточку. Развернула и начала читать вслух:

– «Галя! Прости. Сейчас тебе…»

Плечи Галины вздрогнули, словно ее по спине ударили хлыстом, и Варя продолжила чтение про себя:

«…больно, но ты поймешь меня. Я не могу поступить иначе. Поцелуй Варьку. Твой С. В.».

– «Поцелуй Варьку», – повторила Варя. – Мам, ну поцелуй меня, ты чего?

Наконец-то она, словно переступив какой-то барьер, нашла в себе силы обнять мать, которая порывисто поцеловала ее в щеку и зарыдала на ее плече. Как будто Варя – взрослая, а мама – маленькая. Для Вари это было новым, ошеломляюще непривычным. Раньше всегда папа утешал маму, когда она плакала, а теперь Варе словно пришлось играть роль собственного отца. И она не понимала, нравится ей эта ответственная роль или нет.

– Ничего не понимаю, – громко высказалась Варя, чувствуя, как материнские слезы туманной мелкой влагой орошают ее шею.

– Ты все понимаешь, Варюша… Не нужны нам эти утешения, надежды эти – не нужны!

– Мама! Ну да, это как-то… похоже на предсмертную записку. Но папа же не мог… никаких причин не было…

Галина вдруг вырвалась из объятий дочери. Извернулась, как скользкая большая рыбина, уставилась на нее в упор злыми мокрыми глазами.

– Не прикидывайся! – завопила Галина. – Все ты понимаешь, ты уже взрослая! Не защищай отца!

– Мама, да ты о чем? От чего я его защищаю?

– Он ушел! Он бросил нас! И даже не поговорил со мной… Записку написал – и все: на, мол, тебе!

– Как ушел? Куда ушел?

– А куда уходит мужик в тридцать девять лет от жены, которой сорок три? – продолжала бушевать Галина, но крик ее иссякал, сбивался на хрип. – К другой женщине! Молодой и красивой!

Варя посмотрела на мать с неподдельным удивлением и ужасом. Ничего не зная о многолетней ревности, разъедавшей Галинино сердце, как едкая щелочь, девушка была близка к мысли, что мама от горя сошла с ума. Трудно было поверить, что папа мог убить человека, но то, что он мог променять их с мамой на какую-то постороннюю женщину, – это вообще уже выходило за пределы всяческого вероятия.

И эта записка – в ней не было ничего, что указывало бы на то, что папа… ну что папа снова полюбил… Алое зарево полыхнуло перед глазами девушки, будто у нее в голове взорвалась начиненная возмущением граната.

– Все ты врешь! – заорала Варя на мать. – Все ты выдумываешь ерунду какую-то! Папа всегда любил только тебя, это ты, видно, его совсем не любишь!

– Варя, послушай…

– Слушать не хочу!

Словно спасаясь от стихийного бедствия, Варя понеслась к себе в комнату. Хорошо, что сейчас лето: сбросить легкий халатик и влезть в джинсовую юбку и клетчатую рубашку – пара минут. Галина стояла в дверях, потом последовала в прихожую, где Варя, стиснув зубы, принялась возиться со шнуровкой кедов, и все это время мать пыталась что-то договорить, но дочь демонстративно молчала, показывая, что совсем ее не слушает.

– Варюша, я бы не поверила никому другому, но я его видела… Нашего папу… С этой сукой!

Дверь хлопнула так, что с потолка посыпалась побелка. Прозвенел вниз по ступенькам ожесточенный девичий бег.

Галина снова осталась одна. Теперь – совсем одна.

– А все-таки, Таня, ну что у вас за профессия? Не понимаю! По-моему, если человеку нужна какая-нибудь вещь, допустим мясные консервы, он идет и покупает. И чтобы узнать, те ли это консервы, которые он любит, просто прочтет на банке состав, вот и все. Лично мне реклама не нужна. Я ей не верю. Не то чтобы я вас осуждал, но честно, что думаю, то и говорю.

Такие провокационные разговоры вел Антон Плетнев с Таней Ермиловой, пытаясь вызвать ее на откровенность. Может, когда она разозлится в ответ на упрек ее любимой профессии, разговорится о том, что за авантюру она собирается провернуть с исполнительным директором. А то молчит как партизанка! Переживай тут за нее… дурочку…

Против ожидания, Таня не обиделась и не рассердилась. Она всего-навсего улыбнулась, но не обычной, озорной улыбкой, а тонкой, превращавшей ее из парнишки в даму, и спросила:

– А вы полагаете, Антон, что, делая покупки, люди руководств0уются исключительно рациональными причинами?

– Если это богачи, которым деньги девать некуда, – твердо высказался Антон, – то, наверное, они покупают вещи, которые им вовсе не нужны, только чтобы поддерживать престиж. А обычные люди, тем более бедные, – да, исключительно рациональными. У них денег в обрез. На самое необходимое с трудом хватает, где уж тут лишнее покупать!