Без права на жизнь - Геннадий Ангелов

— Смогу, товарищ капитан, — ответил Щукин тоненьким, как у девочки голоском.

— Ты что, не ел ничего? Худой, как оглобля. Где снимал мины?

— В деревне, когда немцев прогнали. Приходилось противопехотные снимать, и противотанковые.

— Задача у нас с тобой сложная. Видишь дорогу? Немцы её заминировали, наша задача сделать проход для танков. Как думаешь, справимся?

Капитан снисходительно улыбался и подмигивал Щукину.

— Попробуем. Мне бы штык нож, товарищ капитан.

Старший механик-водитель уже вытащил из танка штык нож, кусачки и протягивал Щукину.

— Держи, сынок, не подведи. На твоих плечах танковая колона и наступление.

— Пошли, Щукин, — приказал Песков.

Они медленно подошли к насыпи и принялись внимательно осматривать землю. Первым мину обнаружил Щукин, корпус противопехотной мины торчал из земли.

— Есть одна, товарищ капитан.

Песков застыл и внимательно наблюдал, как Щукин аккуратно кусачками обрезал проволочку, соединяющую чеку и колышки, и снял боёк. Извлекая мину, отложил её в сторону и поставил палку. Танкисты наблюдали за Щукиным и капитаном, и удивлялись мальчишеской храбрости парня. Осторожно, два человека ползли по насыпи, протыкая землю ножами, через 15–20 сантиметров и поднимались вверх. За полчаса были сняты шесть противопехотных мин. Песков взмок и всё поглядывал на часы. Вот-вот могли загрохотать орудия.

— Хорошо, что травы нет, — сказал Щукин, первым поднявшись на холм.

— Это ещё почему? — спросил капитан.

— В траве труднее всего мины искать. Если долго стоят, обрастают бурьяном, и тогда без миноискателя не обойтись.

— Ложись, — крикнул Песков и толкнул вбок Щукина. — Немцы.

Они залегли в траву и, выглядывая, заметили вражеские укрепления. В лесу расположилась немецкая часть, прикрывавшая этот участок дороги. Песков вытащил бинокль и внимательно смотрел в сторону леса. Туда вела извилистая дорога, и торчащие из земли «подарочки»: «Т-35», словно грибы после дождя, противотанковые, были видны невооружённым взглядом.

— Видишь? Торопились гады, даже не замаскировали. Нам туда, и капитан показал направо, к деревне. Давай проползём вперёд и проверим.

Щукин сразу наткнулся на мину и замер. Капитан в очередной раз перекрестился, когда Щукин снимал засевший намертво в земле вражеский «сюрприз».

— Передавай сюда, назад.

Капитан аккуратно брал мины и откладывал их в сторону. Когда участок более трёх метров был разминирован, Щукин полез дальше.

— Куда, Щукин, куда.

Песков ударил кулаком по земле, и смачно выругался.

— Ну, получишь, когда вернёшься. Хотя за такую помощь надо к награде представлять, а не наказывать.

Щукин исчез в высокой, густой траве. Артиллерийский грохот, со стороны реки дал понять, что началось наступление. Капитан искусал губы в кровь, щурился, и ещё раз внимательно осматривал места, которые были разминированы. Всё чисто. Мин нет. Щукин появился, когда вовсю грохотала артиллерия.

— Щукин, етить колыхать, куда тебя понесло?

— Решил дальше проверить, товарищ капитан.

— Ну и? Проверил?

— Так точно, мин не обнаружил.

— Возвращаемся.

Когда они вернулись к танкам, Песков отдавал чёткие распоряжения.

— Значит так, всем идти след в след, орудия повернуть влево, и как только забираемся на холм — огонь открывать без предупреждения. В лесу немцы, и наше появление для них будет сюрпризом. Наверху резкий поворот вправо, полный газ и вперёд к деревне. Задача ясна? По машинам!

Сторож школы, Иван Пихтов, сидел возле рыдающей навзрыд Ольги и гладил по голове. Пытался, как мог успокоить и найти слова поддержки. Он понял, что случилось, когда Ольгу насиловали, и она кричала и звала на помощь. Сторож успел заметить Игоря, когда тот уходил со школы, с гордо поднятой головой.

— За что мне всё это? В чём я провинилась перед Богом.

Голос Ольги дрожал, она растирала по щекам слёзы, и смотрела большими глазами в окно. Как будто не замечая сторожа, и не реагируя на слова сочувствия и поддержки. Иван принёс старенькое одеяло, и накинул женщине на плечи.

— Война, дочка, война, будь она проклята. Видишь, как немец прёт, тудыть его в качель. Взять бы за горло Гитлера, да башкой об стенку. Чтоб знал, сволочь, как людей беззащитных убивать. Сколько беды принёс, горя, слёз. Эх, да я бы его одной левой пришиб, как муху.

Ольга перестала плакать и затихла. Домой идти не хотелось, и она решила остаться в школе до вечера. Иван обнял Ольгу и прижал к плечу.

— Держись, красавица, держись. Не ровен час, прогонят супостата, и заживём как прежде, даже лучше.

— Уже два года, дядя Ваня, света белого не видно.

С охрипшим голосом Ольга снова хотела заплакать, но сторож крепко сжал её за плечи.

— Слезами горю не помочь. Вот вишь, как я живу. Инвалид, пью горькую от безысходности, но живу и верю, что мы победим. Только злость и помогает выжить. Вот соберёмся в огромный кулак, да так вдарим по немцам, что останется от них мокрое место. И деревню нашу скоро освободят.

— Кто? — шёпотом спросила Ольга и прислушалась к звукам за дверью. Ей казалось, что Игорь не ушёл, стоит в коридоре и слушает.

После её, Ивана и других, расстреляют на заднем дворе школы. Как врагов Германии и пособников партизан.

— Не боись, есть люди. Партизаны. Только молчи.

Иван поднял большой, грязный палец и прищурился. От него воняло сивухой, и Ольга с трудом дышала. Слова сторожа она не воспринимала всерьёз, просто ей сейчас необходим был человек рядом, которому она смогла довериться, да и просто по душам поговорить. Одиночество и полная безнадёжность загоняла в тупик, из которого не было выхода. Она много читала, особенно вечерами, и находила утешение в романах Толстого и Максима Горького. И ещё она любила рисовать. Пряча свои картины, и никому их не показывая, она рисовала то, что скрывалось от посторонних. Белый ватман притягивал как магнит и, делая небольшие наброски карандашом, Ольга уходила в картину с головой, пряча на холсте, под разноцветными красками свои страхи, переживания и маленькие победы. Когда очередная картина была закончена, Ольга долго сидела и всматривалась в запечатлённые образы. Искала, как ей казалось, ошибки и обещала себе, что в следующий раз нарисует значительно лучше. Пейзажи получались яркими и выразительными. Голубые реки уносили в необъятную даль мечты и желания. Деревья на крутых берегах, с широкими ветками клонились к земле, приглашая уставшего путника приютиться от палящего зноя в тени. Облака, больше похожие на загадочных зверей из древних былин и сказок, караванами плыли в холодные просторы к горизонту, и стаи журавлей, курлыча, звали за собой.