Без права на жизнь - Геннадий Ангелов

В детстве она рисовала совершенно другие картины: серые и угрюмые, с холодными призраками и домовыми. В школе показала несколько своих картин подруге. Катерина долго не могла понять замысловатость сюжетов и странные лица людей, с испуганными глазами. Сейчас Ольга вспомнила тот случай, и с горечью усмехнулась. Катя была первой красавицей в классе, высокая, с длинной косой и носиком картошкой. Всегда весёлая, жизнерадостная девочка считала себя лучше остальных, не видела в Ольге подругу и просто издевалась над незадачливой художницей.

— Это какая-то мазня. И как только тебе в голову приходит такая чушь?

Катерина сидела на маленьком стульчике, с чашкой чай в руках, и блинчиком, и умничала. Оля попыталась ей объяснить, что она, как художник вложила в свою картину, только Катя её не слушала.

— Дурдом, Олька, дурдом. Брось ты это занятие. Рисуй природу, дома, людей.

— Но мне это не интересно, — пыталась оправдываться обиженная Оля.

— Эта мазня интересно? Странная ты, честное слово. Как можно вечерами сидеть, портить бумагу? Вон уже сколько перевела.

И Катя покосилась на стопку картин в углу, возле шкафа.

— Мой тебе совет, Оля, никому не показывай, особенно в школе ребятам. Не поймут, засмеют. Особенно Васька Жуков. Тому только дай повод обидеть человека. Последняя дрянь, двоечник. Оно тебе нужно? Станут обзывать дурочкой, сумасшедшей. Родителям нравится?

— Не очень. Ты не понимаешь Катя, смотри.

И Оля вытащила свою последнюю картину из-под стола и водрузила на треножник. Катя чуть не подавилась блинчиком, и в глазах у неё промелькнул страх.

— Вот это деревня на заднем плане, узнаёшь?

Катя кивала головой, словно находясь под гипнозом, и таращилась на рисунок. Перекошенные дома, кривые деревья, люди треугольные, с квадратными головами.

— Это люди, скотина.

Оля продолжала объяснять дальше, пока Катя не заговорила:

— Это нелюди, призраки. Где ты видела таких людей? Вместо глаз болотная тина, лица мрачные, с перекошенными от злобы глазами. Жуть, Оля, жуть. Бры-ы-ы, я, наверное, пойду домой, прости. От твоих картин мороз бежит по спине. Они могут напугать до смерти. Страх как боюсь кладбища, а у тебя тут на рисунке живые мертвецы.

Оля всячески доказывала подруге обратное, однако та даже слушать не желала. Быстро ретировалась домой, и больше никогда не приходила в гости. Зато на следующий день вся школа знала, что Оля рисует смерть, всадников без головы и мёртвую, обезображенную землю. Досталось тогда Ольге от учителей. Её вызвал к себе директор, и долго отчитывал за недостойное поведение для советской школьницы, пионера.

— Если есть желание рисовать, Оля, бери пример с советских художников, — говорил директор, желая поставить на место незадачливую художницу. — Илья Глазунов, Александр Головин, Дейнека. Кстати, мне очень нравится его картина «Мать». Десятки прекрасных и талантливых художников могут служить примером для творчества. Разве не так?

Директор снял очки и посмотрел на Олю. Девочка переминалась с ноги на ногу, и стыдливо пялилась в пол. Она уже жалела, что пригласила Катю домой, и теперь приходилось испытывать горечь от непонимания окружающих людей. Она знала всех этих художников, видела их картины в книгах, но многие не считала шедеврами. Девочка по-другому видела мир, его отражение и реальность. Сказать об этом директору в глаза побоялась, и просто молчала, внимая наставлениям.

— Скажи Оля, кто тебе по душе из художников?

Оля сжалась и тяжело вздохнула. Если сейчас она скажет правду, у неё могут быть ещё большие неприятности.

— Я вижу, что ты боишься отвечать. Не бойся. Этот разговор останется между нами. Я уважаю любого талантливого человека, будь это художник, музыкант, писатель.

В голосе директора Оля не услышала враждебных нот, и после небольшой паузы ответила: Василий Кандинский. Мне интересна техника рисования этого художника.

— Даже так? — удивился директор. — Открою тебе секрет. Мне тоже по душе его картины, хоть они и запрещены. У него немного странный юмор в картинах, как, впрочем, и лёгкость пера. Такой страстью, вдохновением, не каждый из художников может похвастаться. Сколько эмоций, переживаний. Красота! Чтобы в полной мере оценить такой талант нужно время, не один десяток лет, может даже столетий. Родителей твоих я не буду вызывать в школу. Это похвально, что есть у тебя талант, только его нужно использовать с пользой для общества. Ты в пятом классе, у тебя впереди вся жизнь. И я уверен, что ты сможешь себя проявить как настоящий художник. Сразу никто из великих не рисовал шедевры, правда? И многие начинали как простые подмастерья. Учились, набивали руку. После школы ты сможешь поступить в институт культуры. Не думала об этом? Почему ты не принимаешь участие в стенгазете? Там твой талант может раскрыться в полной мере. И впредь, будем с тобой дружить. Не против?

И директор протянул большую, мозолистую руку.

— Надеюсь, ты покажешь мне свои работы?

Оля с улыбкой кивнула, и на глазах у неё проступили слёзы. Детские, и по-настоящему искрение. Директор увидел на лице ребёнка счастливое выражение, подошёл и обнял Олю.

— Ну-ну, что ты, плакать не нужно.

Это был первый человек в её жизни, который не только разбирался в живописи, но и не запрещал рисовать дальше. И даже просил показать картины. Для ребёнка это дорогого стоило, и она, проникшись доверием к директору, внимательно слушала.

— И помни Оля, молчание золото. Больше не показывай никому свои картины. Договорились?

Счастливая девочка выпорхнула, словно бабочка из кабинета директора и помчалась домой.

Директора, как и многих учителей, расстреляли немцы. Сторож ушёл, и Оля осталась одна. За окном наступил вечер, и похолодало. Она уже всё для себя решила и, закрывая свой кабинет, оставила ключ Ивану.

— Ты домой, дочка? Осторожно, там стреляют. Смотри, под шальную пулю не попади. Лучше бы осталась до утра.

Иван лежал на старом диване и курил. Оля кивнула, положила ключ на табурет, и медленно отправилась восвояси. Боль не прошла, она только усилилась, и женщина продолжала рыдать. В груди пылал пожар, который она знала, как потушить. Только одним способом. Игорь не оставит её в покое, и будет и дальше приходить насиловать. Пожаловаться некому, защитить тоже. Она осталась одна в отвратительном мире, в котором жизнь человека зависела от настроения предателя, немецкого прихвостня. Ольга устала бояться: два года, каждый день, каждая клеточка её тела впитала страх смерти. Внутренний голос подсказывал, что она приняла правильное решение и не стоит с ним тянуть.

Впервые в жизни она не закрывала голову платком и не бежала. Совсем рядом шёл бой, рвались снаряды, и грохот от танков закладывал уши. Женщина шла с высоко поднятой головой, и не обращала внимания на то, как содрогалась земля, и под ноги ей летели комья грязи.