Эпсилон в созвездии Лебедя - Морвейн Ветер

Эрика предпочитала выжидать. Только косилась время от времени в ту сторону, где находились покои новоявленной супруги. Впрочем, всерьёз она происходящее не воспринимала до тех пор, пока в начале сентября Юрген не начал то и дело, видимо, забываясь, задавать ей вопрос:

— Как ты думаешь, она и вправду ничего не ощущает? Ей не хочется оказаться в постели с мужчиной?

Эрика напомнила себе, что интерес Юргена к особенностям поведения девушек в период повышенно активного либидо — явление довольно рядовое, и, пожав плечами, тогда сообщила:

— Ты же мужчина. Давно бы понял, если бы она захотела — она же такая правильная, к тебе бы и принеслась умолять.

В тот день разговор продолжать не стали, но спустя пару недель Юрген спросил ещё раз:

— А что, бывает, что в двадцать лет женщина еще не слышала зов Семнадцати Звезд?

Тут уже Эрика насторожилась, отметив про себя, что Юрген стал использовать сложное и непривычное для него словосочетание «Зов Семнаднадцати Звезд» вместо обычного «у неё зудит».

Эрика хотела было его послать, потому что некоторые вопросы даже она предпочитала с мужчинами не обсуждать, но потом подумала, что если не она — Юрген может пойти и к кому-то ещё.

— Бывает всё, — сухо ответила она. — Но я бы на девиц с нарушением цикла внимания не обращала.

— Почему?

— В постели они — фуфло.

На том разговор завершили, но не прошло много времени, когда Юрген, уже в октябре, поинтересовался ещё раз:

— А от таблеток не бывает позднего начала циклов?..

Вопрос этот пришёлся тогда настолько не в тему, что Эрика даже не сразу сообразила, о чём речь.

— Каких… — тут до неё дошло, и она мрачно посмотрела на Юргена, отложив в сторону журнал, — Юрген, какого чёрта? Ты себе нормальную зазнобу найти не мог?

Юрген почему-то покраснел, затем побледнел, затем встал, встряхнул Эрику за плечи и процедил ей на ухо:

— Эрика, она моя жена!

Эрика спорить не стала. Скрипнула только зубами, понимая, что с мужчинами спорить бессмысленно вообще, а уж с Юргеном и подавно — когда его захлёстывал тестостерон, он всегда туго соображал.

— Совет да любовь, — буркнула Эрика и, высвободившись из его рук, направилась домой.

Спала она в ту ночь плохо, но наутро, всё так же скрипя зубами, к Юргену всё-таки пришла. И увидев Кассандру, обсуждавшую что-то с прислугой, в первый раз попыталась с ней заговорить. Проклятая Кинстон, впрочем, лишь окинула её высокомерным взглядом, каким умели смотреть все, рождённые в золотой простыне, и, отвернувшись, ушла прочь.

Вторая попытка наладить контакт успеха также не принесла. Кассандра старательно делала вид, что Эрика — просто муха, сидящая на стекле. Насекомое, которое наследнице Кинстонов не следует замечать.

И Эрика, в общем-то, думала уже бросить эти бесполезные потуги, когда увидела Кассандру, сидящую в одиночестве в зимнем саду. На сей раз та, по крайней мере, снизошла до разговора — впрочем, не утешительного абсолютно.

Эрика в тот вечер ушла, так и не повидавшись с Юргеном, и три дня не приезжала вообще, пока Юрген не позвонил сам и не позвал её на матч. В конце концов они помирились, и всё вроде бы пошло своим чередом, только странные подвисания Юргена так и не делись никуда.

В канун зимних праздников, когда Эрика ждала его в кабинете, Юрген вернулся к себе неожиданно злой. Хлопнул дверью так, что стены затряслись, и сделал по комнате два круга, прежде чем, обнаружив Эрику, сидящую у окна, рассеянно произнёс:

— А… это ты.

Эрика испытала непреодолимое желание хлопнуть этой самой дверью ещё раз, но лишь напомнила себе, что это Юрген, а Юрген часто бывает невыносим.

— Что, — спросила она зло, подумала и мягче уже добавила, — стряслось?

Юрген не ответил ничего. Подошёл к окну и остановился, перекатываясь с пяток на носки. Какое-то время в комнате царила тишина, а потом Юргена прорвало:

— Какого чёрта мне досталось это… эта… жена? У неё даже то, что между ног, работает не так, как у всех!

Эрика подняла бровь, но ничего не сказала.

Юрген снова метнулся к двери и обратно к окну. Потом повернулся, подошёл к Эрике, сидящей в кресле, и, наклонившись, в самое ухо, прошептал:

— Я думаю, она мне врёт!

— По-че-му? — ответила Эрика таким же шёпотом.

— Ну… У неё же не могло до сих пор не быть… понимаешь ты…

Эрика закатила глаза и застонала.

— Юрген, — произнесла она, снова садясь ровно и внимательно глядя Юргену в лицо. — На свете столько красивых женщин… Не говоря уже про меня.

— Только не говори, что решила поревновать!

Эрика мгновенно замолкла. Показывать Юргену, что её волнуют эти приступы, она не собиралась никоим образом.

— Если у неё был этот зов, — собралась с мыслями наконец Эрика, — она должна была хоть как-то проявить это. В этот период женщины не контролируют себя. Она могла написать кому-нибудь и встретиться с ним. Поищи письма.

Юрген отшатнулся от неё, заметно помрачнел и про желания женщин в тот день больше не говорил.

Применить совет Эрики на практике он не решался несколько дней — с тех самых пор, как Кассандра поселилась у него в доме, половина супруги казалась ему отделённой от его собственной нерушимой стеной. Но потом всё-таки решил, что дом принадлежит ему, а значит, ему принадлежит и всё, что в нём.

Он решительно направился в спальню Кассандры, благо та по утрам обычно занималась хозяйством, и, начав открывать ящики письменного стола в поисках чужих писем, внезапно наткнулся на потрепанную, как и все книги и вещи у дражайшей супруги, тетрадку. На обложке было написано «Мой милый дневник». Юргена передернуло, но, открыв на последней странице «милый дневник», он прочитал слова: «Со мной творится что-то странное, со вчерашнего дня я не могу отвести глаз от мужа…» Тут дверь хлопнула, Юрген повернулся, и, едва рассмотрев томные глаза и приоткрытый рот Кассандры, вошедшей в комнату, понял: оно. Его женушка готова, пресловутый зов наконец-то раздался над ее ухом.

***

Юрген сам не знал, почему послушался слов супруги, и просто медленно расстегнул застежки воротника под горло на платье, похожем на балахон. Ничего более уродливого, чем этот толстый кусок ткани, Юрген не видел ещё никогда — даже его мать, которая тоже частенько надевала на себя что-то вроде того, всегда носила мягкие ткани и следила, чтобы вещь красиво стлалась по полу за ней. Женщин младше тридцати Юрген в таких одеяниях не видел никогда, разве что в монастыре носили подобные мешки.

Грубая холщовая ткань, сползая вдоль плеч, открывала худенькое, костлявое тело — настолько маленькое, что Юргену и в голову не пришло, что оно так мало, когда он смотрел на балахон. Плечи Кассандры были ссутулены, и она переминалась с одной длинной угловатой ноги на другую.