Кровь на золоте - Борис Бабкин

— Конечно, — вынужденно согласился Трофимов, — я понимаю. Похороны — дело, как говорится, святое. Езжай. Тем более Птицын вроде как за что-то ухватился. Как поедете? — спросил он. — Если на машине, оно, конечно, лучше, но тогда вам нужно…

— Я прилетела с телохранителем, — перебила его Елена. — И скоро здесь будут еще шестеро на двух машинах. Спасибо за заботу, но мы обойдемся своими силами.

— Зачем нам нужна такая команда? — тихо спросил Вячеслав. — Ведь мы едем на похороны, а не на разборки.

— Нам ехать почти пятьсот километров, — терпеливо начала объяснять Елена. — В дороге, ты только что слышал это от Федора Матвеевича, может случиться всякое.

— На кой хрен мы сняли хату здесь? — раздраженно спросил Кощей.

— Во-первых, — спокойно перебил его Зверобой, — здесь чище воздух и много отдыхающих. А учитывая, что в Воронеже имеется атомная станция, милиция города сейчас очень внимательна и загребает всех, кто показался ей подозрительным. Ведь Чечня вполне может направить сюда группу боевиков, чтобы снести Воронеж, да и не только его, с лица земли. Шансов взорвать АЭС у них, конечно, нет, но попытки не исключены. А я не хочу, чтобы меня вдруг остановили мусора или омоновцы для проверки. Придется стрелять, а потом и стреляться, если не хочешь сидеть. Ну и, во-вторых, — улыбнулся он, — здесь нас будет искать Маршал. Еще вопросы есть?

— Мне лично здесь нравится, — подал голос Влас. — Место тихое, спокойное. В случае кипиша можно рвануть по железке на любом поезде или электричке. А еще лучше товарняком. Да и по дороге до Новой Усмани дошел и хоть на Ростов, хоть на Тамбов дергай. И хозяйка — бабуля ништяк, — улыбнулся он. — Никаких вопросов. Бабки взяла и очень даже довольна.

— Ну, если Маршал знает, что мы здесь, — сбавил тон Кощей, — тогда ладно. Но в Воронеж-то, надеюсь, наведываться будем? Или хотя бы в Сомове?

— Обязательно, — засмеялся Иван. — Только вот нога подживет. Вдвоем-то, по-моему, вы можете куда-нибудь влезть. Тем более «дуры» есть.

— Пока «лимонов» не прогуляю, — смеясь, пообещал Влас, — никаких поездок с этим бандюгой, — кивнул он на Кощея.

— Скучный вы народ, мужики, — вздохнул тот. — Сработали мы, конечно, лихо. Но лично мне было бы приятнее, если бы мы этих педиков перещелкали.

— Так в чем дело? — усмехнулся Зверобой. — У тебя автомат был, чего не стрелял? Все трое рассмеялись.

— Мы эти стволы в ларьке купили, — давясь смехом, проговорил Кощей, — потом два дня их в более или менее похожий вид приводили. Маршал, он в оружии волокет. Со стороны я и сам бы подумал, что какая-нибудь иностранная штучка.

— Давайте пожрем, — предложил Зверобой. — Бабка молока парного обещала. Сходите кто-нибудь.

Ника, в черном платке, с осунувшимся лицом, сухими воспаленными глазами смотрела на гроб, в котором лежала мать — самый дорогой для нее человек. Мама. Ника уже не могла плакать. Никто не узнавал в похудевшей, как-то сразу состарившейся женщине молодую улыбчивую красивую девушку. После смерти матери она ничего не ела и не спала. Отрешенная от всего мира, находясь рядом с людьми, не видела и не слышала их.

— Умом девка тронулась, — шептались меж собой всезнающие старухи. — Ежели в себя в ближайшие дни не возвернется, помрет.

Анатолий не отходил от Ники. Но та не замечала его. Она не отходила от гроба до утра.

— Девонька, — со слезами на глазах, жалостливо обратилась к ней пожилая женщина, — батюшка приехал. Пора службу…

— Да, да, — еле слышно сказала Ника. — Да, да, — повторила она. И медленно, не отводя сухих глаз от лица мертвой матери, попятилась к двери.

Провожая ее взглядами, стоявшие тесной кучей женщины горестно вздыхали и плакали.

Вернувшись из Грязей, Белый хотел сказать Даше, что завтра поедет в деревню. Но едва вошел в квартиру, открывшая дверь Даша со слезами на глазах протянула ему телеграмму. Схватив брошенную сумку, в которой были пистолет, деньги, спортивный костюм и полотенце, буркнул:

— Я туда.

Он выскочил. Бегом добежав до трассы Липецк — Грязи, через пятнадцать минут поймал такси.

— До Тамбова, — бросил Алексей. — Цена — сколько скажешь. Поехали.

Через два часа был в Тамбове. Взял стоявшего у автовокзала частника и еще через два с половиной часа въехал в районный центр Кирсанов. В деревне, где жила сейчас сестра с матерью, он бывал в детстве у бабушки. Алексей легко уговорил водителя довезти его до Марьинки. Но, проехав километра три, такси остановилось перед разломанным мостом. Асфальтированная дорога уходила влево. А прямая, которая им нужна, была явно не проезжей.

— Ну и куда? — посмотрел на Алексея водитель. Белый хотел обматерить его, но, увидев поднимавшегося от реки мужчину с удочкой, бросился к нему. Тот объяснил, что по этой дороге уже давно не ездят. А в Марьинку надо ехать по дороге на Саратов, и там будет поворот направо. Водитель, сказав, что, кажется, знает, куда ехать, развернул машину.

Они подъехали к перекрестку с постом ГАИ. Водитель остановил машину и подошел к двоим милиционерам. Белый словно невзначай опустил руку в спортивную сумку. Таксист вернулся и тронул машину. Минут через тридцать они подъехали к указателю «Марьинка». Алексей удивленно покрутил головой. Он думал, что легко найдет дом, где жила бабка, но не смог ничего узнать. Проходившая мимо женщина объяснила, куда им ехать. Увидев дом матери и вдруг почувствовав сухость во рту, буркнул:

— Здесь.

Отдав деньги, вылез. Провожаемый любопытными взглядами, вошел.

— Да это ж Лешка, — прошептал кто-то. — Сын Зинкин. Он еще от милиции отстреливался.

Резко обернувшись, Белый ожег говорившую женщину злым взглядом. Словно поперхнувшись, она поспешила спрятаться за спинами людей. Подойдя к двери, Алексей увидел девушку в черном платке.

— Ника, — хрипло сказал он.

Вскинув голову, она взглянула на него ничего не видящими глазами. Высокий парень, шагнув вперед, встал перед Белым.

— Чего тебе? — недружелюбно спросил он.

В другое время Белый не выдержал бы, но сейчас… Шумно выдохнув, глухо сказал:

— Я брат ее.

— Алексей? — растерялся Толик и виновато добавил: — Извини. Я думал…

— Где мать? — спросил Алексей.

— Там. — Анатолий кивнул на дверь, откуда слышалось заунывное многоголосое пение. — Отпевают.

— Лешка, — шелестяще проговорила Ника. — Ты сволочь, — чуть слышно прошептала она и вяло ударила его по щеке правой ладонью. Так же несильно хлестнула левой.

Анатолий, окончательно растерявшись, не зная, как себя вести, встал в проеме двери, загородил сестру и брата от людей.

— Гад, — с плачем сказала Ника и, ткнувшись лицом в грудь неподвижно стоящего брата, громко, в голос зарыдала.

Не зная, что делать и что говорить, живший по своим законам и считавший себя неуязвимым для всяких страданий, сам приносивший горе другим, Белый растерянно замер. Чувствуя на груди подрагивавшее в плаче лицо сестры и влажную от слез рубашку, он тяжело вздохнул. Осторожно, словно боясь обжечься, положил руки на ее плечи.