Джентльмен что надо - Нора Лофтс

Она глубоко вздохнула.

– Опять же, милое дело вытащить меня из постели ни свет ни заря, поставить среди мокрого луга с риском подхватить простуду и умереть – и все только ради того, чтобы два взрослых человека не оказались наутро никчемными трупами.

Эти слова привели в замешательство обоих дуэлянтов. Они знали, что состояние здоровья королевы не позволяет ей подобные, опасные для ее жизни прогулки. Но Елизавета еще не закончила экзекуцию. Она с юности любила пользоваться своим высоким положением, и немало трясущихся послов узнали об этом на собственном горьком опыте. И теперь, несмотря на боль в спине, насквозь промокшие ноги в тоненьких туфлях, тяжело опираясь на трость, она не собиралась оставить их в покое, пока не почувствует, что сделала свое дело.

– Оставайтесь там, где вы есть, и слушайте меня. – Она подняла трость и не шутя нанесла по одному удару по ребрам каждому из них. – Если вы еще когда-нибудь поссоритесь, по любому поводу, я накажу вас обоих. Клянусь Богом, я это сделаю. И клянусь, если бы сегодня утром кто-нибудь из вас убил другого, я повесила бы убийцу. Неповиновение мне есть предательство, и я буду наказывать за это именно как за предательство. Помните об этом, вы оба. Теперь можете встать. Роберт, ты попросишь прощения за свои слова. Уолтер, ты извинишься перед Робертом за то, что ударил его. – Она оставила без внимания причины ссоры. – А ну, приступайте! Я жду.

Они сконфуженно встали на ноги – на коленках у них остались мокрые пятна.

– Прошу прощения, ваша милость, – произнес Ралей.

– Прошу прощения, сэр Уолтер, – сказал Эссекс.

И одновременно, торжественно:

– Я принимаю ваши извинения.

Они стояли в ожидании новых приказаний.

– Одевайтесь. Мальчик! Принеси их камзолы.

Они влезли в свои одежды, чувствуя себя – да и выглядя – как нашкодившие юнцы.

Королева истощила свой гнев и теперь старалась пробудить в них жалость к себе. В своей типичной манере быстро меняться она поманила к себе Блаунта.

– Возьмите мою трость, – чуть ли не шепотом попросила она его. – А вы оба можете подать мне руку, каждый со своей стороны.

Королева взяла их под руки – они уж постарались предложить для ее тонких, нежных ручек свои согнутые в локтях, одетые в шелк руки, – и повисла на них всем своим весом.

Кто знает, была ли Елизавета так утомлена, как старалась изобразить. Они шли, нежно поддерживая ее, и, хотя их соперничество не дошло до кровопролития, каждый чувствовал комизм своего положения. Они выглядели и чувствовали себя такими смешными, когда стояли на коленях в мокрой траве, а потом в спешке натягивали на себя и свои камзолы.

Елизавета, которая остро ощутила приближение грозы, теперь так же остро сознавала наступившее перемирие. Она брела между ними и то и дело раздавался скрип ее больных суставов. С юности она мучилась ревматизмом, и вот теперь при каждом шаге, перед тем как поставить ногу на землю, она производила укоризненный звук, сгибая сустав в голени. Ей при этом доставляло удовольствие наблюдать, как вздрагивал Ралей при каждом нарочитом проявлении ее немощи.

УАЙТХОЛЛ. АВГУСТ 1588 ГОДА

Каким бы великим ни считал себя человек,

А есть две вещи, перед которыми и он бессилен,

И первая из них – любовь…

Из комнаты доносились звуки клавесина, и высокий, звонкий голос исполнял простую, жалобную песню. Сэр Уолтер Ралей взялся за ручку двери и остановился послушать пение.

Когда с тобой в разлуке мы,

На мир ложится тень.

Ни звезд, ни солнца, ни луны -

Нет ничего в тот день.

Цветок и тот не расцветет,

И птица не споет,

Но только милый мой придет -

И солнышко взойдет.

Приди, любимый, пробуди

Мою любовь к тебе,

За что в награду получи

И преданность и честь.

Последние четыре аккорда песни прозвучали и растаяли в воздухе.

Ралей открыл дверь и вошел в зал, когда королева говорила певице:

– Мелодия ничего, приятная. Но вам придется выучить другую песню. Тут мужчина должен был бы приставать к девице, а у вас получается наоборот.

Многие из фрейлин Елизаветы смолкли и были испуганы чуть не до слез этим сокрушительным разносом, но девушка, которая пела, хотя и покрылась краской чуть ли не до самых ушей, ответила королеве:

– В следующий раз, ваше величество, я спою ее иначе.

– У вас будут трудности с рифмой «пробуди» и «получи», – довольно резко заметила королева.

– Да нет, – возразила девушка, – вот послушайте.

И, подняв подбородок, она пропела ту же мелодию, но без музыкального сопровождения:

Придет любимый и вернет

Любовь и лето деве,

За что в награду обретет

Привязанность и нежность.

– А дальше если что и нужно изменить, то разве что отдельные слова.

Кое-кто из окружения королевы улыбался, но дамы были шокированы безрассудством девушки. Королеве, которая любила одухотворенных и уверенных в своих способностях людей, понравилось, как быстро девушка сумела переделать четверостишие, и она сказала:

– Хорошо, так и пойте ее, – и повернулась с разговором к кому-то другому.

Это был один из тех полуофициальных вечеров, которые тешили Елизавете душу. С высокого расписанного потолка свисали три огромные люстры с двадцатью свечами каждая и освещали ее кремовое платье и крупные бриллианты, сверкавшие на пальцах, в ушах и на шее. У стены стоял стол, уставленный фруктами, сладостями и вином, и проворные маленькие пажи с тяжелыми, большими подносами в руках быстро сновали среди гостей.

Ралей пробился сквозь толпу придворных и склонился над рукой королевы. Она коснулась его плеча одним пальцем и спросила:

– Как ваша рана, заживает?

– Все в порядке. Это была лишь царапина.

– А как вам понравились медали?

– О, вы щедро проявили свое полное доверие к своему союзнику, – с улыбкой ответил Ралей. Он намекал на девиз, высеченный на медали по приказу королевы, которая тем самым хотела напомнить о поражении Непобедимой армады – «Дыханием Господним все они были рассеяны по морю».

Елизавета рассмеялась.

– Я хотела особо отметить, что, несмотря на их святую воду и священника на каждом галионе, они не имеют права монополизировать Бога. – И, понизив голос, добавила: – Я еще должна поговорить с Крофтсом и Сесилом, а потом я буду танцевать с тобой.

Во время беседы с королевой Ралей скрытно поглядывал вокруг в поисках девушки, которая пела, и, оказавшись на свободе, отошел в сторону, чтобы хорошенько разглядеть ее. Он наблюдал за ней, открывая все новые достоинства этого прекрасного существа. Девушка была высокая, но пониже королевы, стройненькая, но с высокой, полной грудью, что говорило о ее гордом нраве. У нее были высокие, немного выдающиеся скулы, отчего ее щеки казались немного впалыми, хотя она была очень юная – не больше двадцати – двадцати одного года. У нее были светло-золотистые с серебряным отливом волосы, но вместо вымученных завитушек и локонов они были причесаны на прямой пробор и заплетены в косу. А коса лежала на макушке как корона. Бархатное платье темно-синего цвета подчеркивало ее бледность и синеву ее больших глаз. На фоне фрейлин с крашенными хной волосами и нарумяненными щеками – в подражание королеве – она выглядела простой и естественной, но когда Ралей, побуждаемый любопытством, подошел ближе, он поразился – возможно ли, чтобы губы были такими красными, а ресницы такими черными у девушки со светлыми волосами?