Загадки истории. Византия - Андрей Домановский

Как видим, василевсу легче было смириться с утратой части территории, чем с чьей-то претензией на императорский титул, которая в глазах византийцев автоматически приравнивалась к претензии на мировое господство. Ромеи крайне негативно относились к подобного рода притязаниям, потому что смотрели на все окружающие народы сверху вниз – осознание безусловного превосходства над жителями других стран стало их второй натурой. Недаром известная ромейская поговорка, выражавшая презрение к «дикарям», намекала, в том числе, и на стремление неотесанных варваров породниться и сравняться с цивилизованными ромеями: «Все короткохвостые собаки [считают, что они] родня нам».

Поскольку Бог у ромеев был один, то, в их представлении, Он мог иметь только одного наместника на земле. Лишь в 982 г. на Западе вошел в употребление титул Imperator Romanorum, но даже тогда превосходство византийского василевса признавалось непререкаемым. Лишь во второй половине ХІІ в. Фридрих І Барбаросса пришел к логичному выводу о том, что, поскольку двух императоров римлян сущестовать одновременно не может, то и константинопольского правителя нужно называть королем греков (rex Graecorum).

Нередко император становился крестным отцом принимавшего христианство правителя. Так, Юстиниан І Великий (527–565 гг.) был восприемником гуннского хана Грода (Горда), обласканного в столице в 527 г. и отправленного на Боспор блюсти интересы империи. Хронист Иоанн Малала писал: «Предводитель гуннов, [что] около Боспора, по имени Грод, также прибыл к императору. Он приехал в Константинополь и был крещен. Император стал его восприемником при крещении и, дав ему множество подарков, послал его назад в его страну – защищать ромейскую территорию». В том же году император крестил и короля герулов Грепа (Агриппу), который «вошел на ромейскую территорию и прибыл в Константинополь со своей дружиной. Он совершил поклонение императору и попросил сделать его христианином. Он был крещен на святое Богоявление, причем сам император Юстиниан был его восприемником при святом крещении. Вместе с ним крестились его сенаторы и двенадцать из его родственников. Одарив [Грепа] множеством подарков, император отослал его. Он со своей дружиной отправился восвояси, а император напутствовал его: “Когда ты будешь нужен, я тебе сообщу”».

В 777 г. бежавший из Болгарии хан Телериг стал крестником василевса Льва IV Хазара (775–780 гг.), который женил его на двоюродной сестре своей жены, императрицы Ирины. В 864 г. василевс Михаил ІІІ Пьяница выступил в роли крестного отца болгарского хана Бориса, получившего в крещении имя своего восприемника – Михаил. А в ночь на 18 октября 957 г., согласно византийской традиции, по которой женщину от купели принимала женщина, крестной матерью древнерусской княгини Ольги стала жена императора Константина VII Багрянородного (945–959 гг.) Елена Лакапина. Подробнейшее описание приема княгини и ее сопровождения в императорском дворце сохранилось в трактате «О церемониях византийского двора», где ее называют Эльгой Росеной, игемоном и архонтиссой русов.

Согласно представлениям византийцев, неофит добровольно подчинялся византийскому императору и принимал на себя обязательства всецело блюсти интересы империи. Крещеный варварский правитель становился в представлении ромеев, да и в своем собственном, частью имперской семьи христианских народов, обязанных жить в мире не только с Византией, но и между собой. Принявший христианство нубийский король алодеев писал королю нобадов: «Я помогу выгнать врагов твоих с твоей земли, потому что твоя земля – это моя земля, и твои люди – мои люди, с тех пор как я христианин [как и ты]». А крестившийся болгарский князь Борис даже умудрился истолковать идею единой имперской христианской семьи себе на пользу – таким образом, чтобы получить во владение часть византийской территории.

Вот как пишет об отторжении части земель Византии в пользу Болгарии Продолжатель Феофана: «Приняв богопочитание, Борис пишет госпоже о земле (ибо стеснен был множеством своих подданных) и дерзко просит о них Феодору, поскольку де их теперь не двое, а один, ибо связаны они верой и нерушимой дружбой, а за это обещал покориться ей и блюсти вечный и незыблемый мир. Она благосклонно его выслушала и отдала пустовавшие тогда земли от Сидиры (в то время там проходила граница между ромеями и болгарами) до Девелта (они его именуют Загорой). Таким образом была обращена к благочестию вся Болгария, и сам Господь призвал их познать Бога, и все это от малой искры и малой напасти. Таким образом обещана была болгарам ромейская земля, и они вступили с нами в нерушимое сообщество».

Как видим, крещение было представлено Борисом-Михаилом как акт единения с империей, создание нерушимого сообщества с ней, поэтому он считал себя вправе просить отдать ему часть византийских земель, и, самое главное, византийцы выказали готовность эти земли ему предоставить. По представлению ромеев, эта территория не отторгалась от империи, а предоставлялась ему в управление, поскольку владения крещеного болгарского князя были отныне неотъемлемой частью имперских владений.

Чтобы подчеркнуть свое исключительное положение в иерархии правителей, император Византии вплоть до ХІІІ в. не заключал с иностранными властителями равноправных договоров, а даровал им определенные права, привилегии, титулы или символы власти. Империя ромеев никогда не вступала в отношения на равноправной с партнерами основе, но всегда считала себя стоящей выше них. Василевс отправлял иноземным правителям не письма, а «распоряжения» и «повеления», не узнавал о смене племенного вождя живущего на границах империи варварского племени, а сам назначал его правителем, жалуя, например, титул архонта. Империя даже не торговала, а милостиво «уделяла» чужеземцам-варварам высококачественные изделия своих ремесленников.

И даже если в действительности Византия оказывалась поверженной необоримой внешней силой противника, то и в этом случае она заворачивала горькую пилюлю поражения в блестящую обертку идеологической пропаганды: империя отсылала дары, а не выплачивала дань, снисходила к нижайшим просьбам (подкрепленным силой оружия настойчивым требованиям), а не пасовала перед силой врага, и уступала, жаловала территории во временное условное управление формально подвластным правителям, а не позорно теряла свои земли, проиграв битву за них.

В этом отношении Ромейская империя очень напоминала императорский Китай, сохранившийся неизменным от древности через средневековье и чуть ли не до современности, или некоторые государства наших дней. Главным было вписать свершившееся событие в выгодную византийцам картину мира, причем не стоит думать, что при этом подданные императора были хоть сколько-нибудь чувствительны к плохо скрытой полуправде и даже откровенной лжи. Обмануть их было нетрудно – они и сами рады были обманываться. Вслед за критиком из знаменитых «Побасенок» Карела Чапека византийцы вполне могли бы высказать следующую максиму: «Зачем мне знать, каков мир? Довольно того, что я знаю, каким он должен быть».

При этом важнейшим аспектом успеха пропаганды среди подданных была искренняя уверенность государя и правительства в абсолютной непогрешимости собственных утверждений и оценок происходящего – они отнюдь не прикидывались, разыгрывая искусный спектакль, рассчитанный на внутренних или внешних зрителей, но сами безоговорочно верили своим словам. И по сей день обращающийся к зрителям с экранов телевизоров политик может на голубом глазу уверенно утверждать вещи, абсолютно и очевидно не соответствующие действительности, и значительная часть зрителей будет искренне ему верить лишь потому, что его слова подтверждают сложившуюся и давно устоявшуюся в их головах картину мира. И пусть она абсолютно лжива, горе тому, кто попытается ее оспорить.