Пятый неспящий - Альбина Нури

– Конечно, надо, Муся, – сказал он, машинально назвав Римму Ринатовну детским прозвищем. – Давно пора было сходить.

Мусей или Римусей маленькую дочку называла мама. За последние лет сорок или даже пятьдесят никто не обращался к ней так, но сестра, видимо, была настолько погружена в себя, что не заметила этого. А если и заметила, то никак не отреагировала.

Услышав слова брата, она как-то сразу сникла и посмотрела на него кротким, скорбным взглядом, который совершенно не шел к ее мясистому, крупному лицу. Обреченность – вот что читалось в этом взгляде.

Роберт Ринатович протянул было руку к сестре, желая успокоить, но Римма повела плечом и быстро вышла из комнаты.

Когда Роберт утром назвал ее Мусей, она чуть не заплакала. Хотя, как ей казалось, давно уже была не способна на это. Видимо, сказывалось постоянное нервное напряжение плюс бессонница. Она не могла заснуть уже две ночи подряд, и днем подремать тоже не удавалось.

В детстве у соседки по дому, Эльвиры, была красивая кукла. С мягкими, похожими на человеческие волосами и молочно-розовой кожей, гладкой и словно бы даже теплой на ощупь. Кукла была одета в длинное нарядное платье, золотистые локоны украшены кокетливым синим бантом.

Дорогая немецкая кукла, привезенная родителями Эльвиры из Москвы, была предметом гордости хозяйки и вызывала острую, неодолимую зависть всех окрестных девчонок. Иногда Римма Ринатовна думала, что всегда так страстно мечтала разбогатеть именно из-за этой Эльвиры и ее куклы. Разве может быть для человека большее счастье, чем возможность тратить, не считая и не выгадывая? Увидеть вещь, захотеть, чтобы она стала твоей, и купить в ту же секунду, не задумываясь о том, хватит ли денег на еду и квартплату.

Так вот, та кукла была не только фантастически красива, она еще умела закрывать и открывать глаза – исключительная редкость по тем временам. Отечественные пластмассовые куклы в безвкусных нарядах из синтетики умели только тупо пялиться круглыми блестящими глазами-пуговицами. А эта, если ее опрокинуть на спину, аккуратно смыкала веки, обрамленные длинными пушистыми ресницами. Словно живая. Чтобы полюбоваться дивным зрелищем, они с Эльвирой по многу раз укладывали и поднимали куклу, которую подружка назвала Принцессой.

А потом кукла почему-то разучилась быть похожей на человека. Что-то в ее механизме сломалось, и она перестала моргать. Окончания истории Римма Ринатовна не помнила. Но теперь, когда лежала, откинувшись на подушки, и пыталась заставить себя закрыть глаза, чувствовала себя постаревшей Принцессой. Уставшие глаза упрямо распахивались, сон не шел.

Но хуже всего то, что ночи были… неспокойными. Она не хотела подбирать другого слова, гнала от себя иные определения. Ясное дело, воспаленный, измученный мозг рисует всякие пугающие картинки. Не стоит принимать этого всерьез. Порой ведь и в обычном-то состоянии трудно разобраться, где сон, а где явь.

Римма Ринатовна успокаивала себя, убеждала. Прошлой ночью, отбросив принципы и презрев нежелание обращаться за помощью к медицине и фармацевтике, выпила снотворное, которое чудом оказалось в ее аптечке. Купила несколько лет назад, когда стала плохо спать из-за стресса, выпила пару таблеток и вскоре забыла о нем.

Когда снотворное не то что не помогло, а не оказало вообще никакого действия, даже крошечного успокаивающего эффекта, Римма Ринатовна испугалась. Впервые в жизни испугалась по-настоящему. Этот страх не был похож на страх бедности или волнение перед важной сделкой, серьезным разговором, экзаменом. Это был острый и безрассудный страх – так можно бояться только за собственную жизнь. Ничего больше не способно парализовать, лишить воли.

Зря она зашла утром к брату. Наверное, любая женщина в сложной ситуации подсознательно хочет получить поддержку от мужчины – даже если этот мужчина безвольный, слабый, не от мира сего. Римма Ринатовна не знала, что это такое – опираться на сильное плечо, всю жизнь рассчитывала только на себя, только одному-единственному человеку доверяла – себе. Только себя считала способной справиться со всем и всеми. А вот нате-ка, прибежала к братцу под крылышко!

Напрасно, впрочем, прибежала. Если она хоть сколько-нибудь разбиралась в людях, Роберт был растерян и напуган не меньше ее. Может, плохо шла работа над бесконечным романом? Всем, кроме самого Роберта, всегда было ясно, что ничего и никогда он путного не напишет. Стихи-то что, стихами все в юности баловались, рифмовали розы с морозами. Только у него этот процесс слишком затянулся. А под конец жизни Роберт еще и за роман засел. Смешно, право слово.

Римма Ринатовна думала об этом, намеренно стараясь пробудить в себе привычную досаду, насмешку над братом, но чувствовала, что не может разозлиться по-настоящему. К тому же она ясно видела, что дело не в рукописи. Причины того, что брат весь съежился, постарел еще лет на десять и ушел в себя, вовсе не в глупых писульках.

Роза что-то видела однажды ночью. Римма Ринатовна старалась убедить всех и себя саму, что девчонке привиделось. Но сама-то знала, что все не так. Точно знала, потому что тоже видела, хотя и не бегала по дому с воплями…

За окном были тени. Темные, неясные, они бесшумно двигались, время от времени закрывая собою луну. Что-то жило своей жизнью совсем рядом, но Римма Ринатовна не могла понять что. Кровать ее стояла в небольшом углублении, нише в стене, и окно находилось чуть левее. Ей нравилось лежать и видеть кусочек неба – больше ничего разглядеть не получалось.

Она не могла вспомнить, когда увидела тени в первый раз. Какого числа это было? Почему-то стало трудно отделять одну ночь от другой. Все чаще она думала о том, что ошиблась, жестоко ошиблась, решив остаться в одиночестве. Как было бы хорошо, будь сейчас рядом родной человек! Можно было бы коснуться его руки, прижаться к теплому боку, приникнуть к плечу. Увидела бы что-то непонятное, сразу разбудила его, а он бы успокоил, объяснил, что бояться нечего.

А сейчас куда прикажете бежать? Эти – три перепуганных мышонка – забились в свои норы. Но дело не только в том, что родные раздражали ее своей слабостью, полной зависимостью от нее, Риммы, от ее воли и денег. Она была уверена, что брат и племянница с дочерью будут только рады, если увидят ее расстроенной, подавленной. Они почувствуют себя отмщенными. За что? За что они так ее ненавидят? Разве не старалась она всю жизнь, разве не пыталась помочь, чем могла?

«Но как же Роберт? Ему ты тоже пыталась помочь, когда…»

Стоп! Есть вещи, о которых она запрещала себе думать. То, что случилось в тот далекий год, было как раз из этого разряда. Что сделано, то сделано, изменить ведь уже ничего нельзя. А если бы можно было? Поступила бы она так же, как тогда? Ответа не было.

Она думала и думала, изо всех сил стараясь выкинуть опасные мысли из головы, когда что-то мелькнуло за окном. В первый момент Римма Ринатовна решила, что просто тучка набежала на луну. Она приподнялась на локте, чтобы получше приглядеться. Комната была залита голубоватым лунным светом, шторы не задернуты – только легкие тюлевые занавески прикрывали прямоугольник окна. Она уже хотела улечься обратно, решив, что ей просто привиделось, когда что-то снова скользнуло за окном. Скорее озадаченная, нежели испуганная, Римма Ринатовна отбросила одеяло и встала с кровати.