Ученик лоцмана - Борис Борисович Батыршин

Подходящее место нашлось почти сразу: невысокая песчаная дюна скрывала будущую стоянку от океанских ветров, шест достал дно на глубине чуть больше двух метров, дно на глаз было ровным, якоря возьмут такое легко и держать будут крепко. Тем не менее, я постарался принять все мыслимые меры предосторожности — сначала отдал один якорь с кормы, дал самый слабый ход, дождался, когда он хорошенько вцепится лапами в коралловый песок. После этого сбросил на воду надувнушку и по очереди завёз уже снова два якоря, со створом градусов в тридцать по курсу. Потом выбрался на палубу и выбрал якорные канаты так, чтобы и они хорошенько взяли дно. Один из якорей, правый, пришлось заводить целых три раза, но зато итоговый результат вполне меня удовлетворил — судно стояло по-настоящему надёжно, и если не случится тропического урагана) который в подобных местах вполне даже возможен) — беспокоиться пока не о чем.

Ну, кажется всё? Вода в лагуне спокойная, как зеркало, лишь изредка прокатывается по ней лёгкая рябь; «Штральзунд» лежит на ней, словно огромная нарядная игрушка, привязанные к вантам «колдунки» — обрывки магнитофонной ленты, позаимствованные из распатроненной аудиокассеты — лишь едва колышутся, реагируя на ленивый ветерок, долетающий со стороны океана. Однако, совсем уж расслабляться не стоит — я здесь впервые, и что ждёт меня за этим благодатным с виду фасадом тропического рая — это надо ещё посмотреть… Оставив лодку покачиваться у борта, я спустился в каюту и извлёк из рундука карабин — обычный, трёхлинейный, сорок образца четвёртого года, только без откидного штыка, с брезентовым ремнём. Карабин был законно приобретён в охотничьем магазине под видом промыслового — и, насколько мне известно, до сих пор единственным его применением была стрельба по консервным банкам. Впрочем, жаловаться грех: оружие в отличном состоянии, и это очень даже сейчас кстати…

Я вынул затвор, протёр его промасленной тряпочкой — все необходимые принадлежности нашлись тут же, упакованные в плоскую сумочку из-под велосипедных ключей, — вставил на место и передёрнул раза два. Так, порядок; теперь извлечь из коробки горсть патронов, вщёлкнуть их по одному в магазин, надавливая сверху большим пальцем на медные бутылочки с закраинами и хищно-остроконечными пулями; ещё десяток высыпать в карман (эх, обойм нет, чтоб уж всё по правилам, да и оптика, пожалуй, не помешала бы…) Ну вот, всё, кажется, готово — я конквистадор в панцире железном и готов отправляться покорять можно неведомые земли!

Взобравшись на крышу каюты, я встал в полный рост с биноклем в руках. Карабин висел у меня на плече; Кора устроилась у моих ног и улеглась, свернувшись калачиком — надо бы покормить зверюгу, подумал я, да и самому перекусить не мешает. Сколько я уже не ел — семь часов, десять? А не спал толком так и вовсе больше суток, и что это были за сутки… совсем скоро меня неизбежно свалит с ног свинцовая усталость, она уже сейчас медленно, но неотвратимо наливается в руках и ногах, затуманивает взгляд, мешает сосредоточиться, ведь на всплеске адреналина невозможно протянуть до бесконечности… Так что — да, действительно, имеет смысл перекусить и хорошенько выспаться, а учитывая стоящие погоды, сделать это можно прямо в кокпите. Ну и Кора, конечно — пусть отрабатывает свою собачью пайку, подавая голос, если появиться что-нибудь подозрительное.

Но это всё потом. А пока я поднял к глазам бинокль и с видом первооткрывателя, приготовившегося сойти на только что открытый остров, принялся осматривать берег. В общем, всё то, что было видно и невооружённым глазом — кустики, обломки странных дисковидных кораллов, торчащие из песка, купы пальм, тех самых, смахивающих на метёлки из перьев, вдали — склон, поднимающийся в гору, весь заросший густым кустарником… стоп, а это что?

Я опустил бинокль, сощурился, снова поднял к глазам. Похоже, обломки — то ли лодки, то ли небольшого судна, почти целиком занесённые песком. А может и не обломки, а скелет какого-нибудь диковинного морского зверя — вон, как торчат из песка чёрные рёбра-шпангоуты! Большего я, как ни старался, не разглядел — что ж, именно этот «объект» и станет первым, который я обследую, когда выберусь на берег. И ещё кое-что подозрительное обнаружилось — дальше, по берегу, за мыском, очерчивающим акваторию лагуны. То ли скелет деревянной башенки, то ли руины здания… маяк? А что, не удивлюсь — говорил же мастер Валу, что только маяки ведут суда по Фарватерам, и только ориентируясь на их свет, можно находить дорогу — верную или обманную, это уже другой вопрос.

Нет, не уснуть мне сейчас. И кусок в горло не полезет — надо хотя бы ступить на этот берег, ощутить его твердь ступнёй, почувствовать кожей чистейший, горячий на вид песок, перемешанный с острыми кусочками кораллов и ракушками, зачерпнуть ладонью воды — и вот тогда можно возвращаться на судно и с чистой совестью предаваться отдыху.

Я вздохнул, закинул за спину карабин и потянулся к тросу, удерживающему у борта лодку. Бриз ласково шевелил мне волосы, донося с берега незнакомые тропические ароматы, палуба мягко покачивалась под ногами, брезентовый ремень успокоительно оттягивал плечо.

…Двадцать дней, как плыли каравеллы,

Встречных волн проламывая грудь;

Двадцать дней, как компасные стрелы

Вместо карт указывали путь… [1]

…Значит, вот так он и начинается — мой путь конкистадоров?..

Конец первой части

[1] Николай Гумилёв. «Открытие Америки».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. «Возвращение блудного попугая». I

Кара выскочила на берег, шумно втянула носом воздух и принялась озираться. Я же оттащил надувнушку подальше от воды — наивысшая граница прилива отпечаталась на песке вполнеотчётливо — и поискал глазами подходящий валун, чтобы завести швартовый конец. Валуна, правда, не нашлось, зато повсюду были разбросаны песка стопки коралловых «блинов» диаметром от полуметра до трёх, вокруг одного из них я и завёл трос.

Собака к тому времени уж добралась до торчащих из песка обломков и старательно их обнюхивала. Первое впечатление оказалось верным: даже теперь, с близкого расстояния, я не мог сказать, что именно передо мной — то ли рёбра очень большого морского зверя, упокоившегося на берегу лагуны, то ли шпангоуты судёнышка, которому не повезло найти здесь своё последнее пристанище. Я присел на корточки и поковырял ножом одно из круто изогнутых рёбер. На дерево не похоже, скорее, кость — когда лезвие соскоблило поверхностный тёмный слой, под ним обнаружилась беловато-жёлтая плотная масса. Всё-таки скелет? Но к чему тогда отверстия, с равными интервалами просверленные в «ребре», причём в некоторых до сих пор торчат куски то ли окаменевших жил, то ли каких-то растительных волокон. Из песка рядом торчат куски досок, из того же чрезвычайно похожего на кость материала — они, которые, похоже, и были притянуты этими «жилами» к ребру-шпангоуту? И нигде ни следа металла — ни съеденного ржавого гвоздя, ни ввинченного в доску медного рым-болта, ничего! Впрочем, это ещё ни о чём не говорит — те же викинги, к примеру, собирали свои драккары и кнорры на деревянных шпонках и кожаных, просмоленных ремешках, и ничего, не жаловались…

Поковырявшись в песке ещё с четверть часа, я встал и отряхнул колени. Странная штука, конечно, странная и загадочная — но здесь и без неё есть, что осмотреть. Оставим, пожалуй, на потом; приняв это решение, я убрал нож, вскинул карабин на плечо, поддал носком ботинка крупного оранжевого в тёмных полосках краба, проявившего интерес к расчищенному мною фронт работ, и совсем, было, собрался идти к ближайшей купе «пальм» — когда Кара, поковыряв лапой в песке, вдруг глухо залаяла.

Это был череп, совершенно нечеловеческий. С вытянутой затылочной частью, исполосованный продольными пупырчатыми бороздками, сверху и на височных долях разрастающимися до невысоких гребней. Глазницы — непривычно глубокие, с нависающими над ними гребнястыми же надбровными дугами; челюсти сильно выдаются вперёд и переходят в подобия режущих костяных пластин, заменявших, похоже, существу зубы. Череп был чужой, незнакомый — и вместе с тем, меня с первого взгляда не оставляло ощущение, что я видел нечто подобное, причём совсем недавно. Вспомнить бы ещё — где и при каких обстоятельствах…

Я разгрёб песок ногой; Кара стала помогать мне передними лапами, и вскорости на свет появились остатки грудной клетки — в общем, напоминающей человеческую, но узкой, и сильно сплющенной с боков. Потом собака извлекла из-под песка скелет руки — три очень длинных пальца с четырьмя фалангами каждый,