Любимец зрителей - Буало-Нарсежак

Он еще раз обошел квартиру, отмечая для себя детали, которые поначалу от него ускользнули. Так, он заметил проигрыватель, на котором еще лежала пластинка… Энрико Масиас. А рядом — початая коробка «Кравена». Выкурив сигарету, Шаван окунулся в одно из бездонных кресел. Люсьена не курила «Голуаз»… Мысль Шавана продолжала блуждать. Он обратил внимание, что не обнаружил в доме драгоценностей. А ведь Лейла наверняка не выходила из дому без ожерелья, браслета. Шкатулка, несомненно, находится в этом шкафу, который надо бы открыть как можно скорее. Узнать, что он таит под замком.

Эта версия убийства. Он ее как-то упустил из виду. По всей видимости, Люсьена наехала на фонарный столб из-за любовника. А следовательно, он знает, что она угодила в больницу. Попытается ли он ее увидеть? Известно ли ему о другой ипостаси Лейлы? А что, если это всего лишь гипотеза?.. Если на Лейлу никто не нападал? И если Луазлер вернется? У него тоже есть ключи от этой квартиры. Вернувшись из путешествия, он примчится к ней на всех парусах, с подарком в кармане. Вот потеха, если он меня тут застанет. «Кто вы такой?» — «Я муж Лейлы!»

Шаван сказал себе: «Одно из двух: либо Луазлер — человек, спровоцировавший аварию, и вполне вероятно, что, несмотря на риск, придет в больницу навести справки: либо он невиновен в аварии, и я увижу его, когда он примчится сюда. В обоих случаях я познакомлюсь с его мерзкой рожей!»

Шаван злобно раздавил окурок и подумал, вот пусть только другой его спровоцирует… Дотошный аккуратист, он помыл после себя стакан и высыпал содержимое пепельницы, затем, прежде чем уйти, внимательно изучил замок шкафа. Достаточно прочным лезвием ножа он без труда откроет его, приподняв им створку, как рычагом. Завтра… Если в квартире никто не объявится.

Последовали убийственные часы, наполненные изматывающими умствованиями. В тот момент, когда он собрался лечь в постель, позвонил Людовик.

— Не помешал?.. Ты забыл дать мне документы на машину. Мне они нужны как можно скорее.

— Завтра утром… Встретимся в больнице, если хочешь. Только не раньше одиннадцати.

— Очень хорошо. Я заскочу туда. Где-то в пять. Мне не сидится на месте, понимаешь.

— Ну и как?

— Да никак. Она как будто погружена в глубокий сон. У нее снова лицо маленькой девочки.

Есть слова, которые употребляешь, не думая о причиняемой ими боли, а они задевают глубоко, до самого сердца. От волнения Шаван почувствовал спазмы в горле. Лицо маленькой девочки! Возникший при этих словах образ был четким, как само присутствие. Люсьена! Та, еще до их женитьбы. Прежняя, кто обнимал его за шею, когда он являлся к ней с подарком. Людовик ничего не подметил.

— Если такое состояние затянется, — продолжал он, — не можем же мы бесконечно держать ее в больнице. Я считаю, что с помощью сиделки мы справимся. Но у тебя работа. А у меня свободного времени хоть отбавляй, и я найду подход к Лулу. Я уже бывал ей немножко мамой. Мы обоснуемся у меня или у тебя. Скорее у тебя — ведь от твоего дома до вокзала рукой подать.

— Это будет еще не завтра, — осадил его Шаван.

— Нет, конечно, но я предпочитаю все предусмотреть заранее. Ты же знаешь, что можешь на меня положиться.

— Да-да. Спасибо. Насчет завтра мы договорились. Спокойной ночи, крестный.

Перевезти Люсьену сюда! Не смешно! При том, что у нее роскошная квартира в одном из самых приятных кварталов Парижа! Его гнев разгорался с новой силой. Еще немного — и он, поддавшись искушению, перезвонит Людовику, чтобы бросить ему правду в лицо. Он крикнет ему: «У нее есть любовник, который хотел убить ее, твою Лулу! Так что, поверь мне, ей хорошо и там, где она сейчас!» Он долго шагал из спальни в столовую и обратно. Все, чего он желал, это конца злосчастной комы, которая так все усложняла. Как только Люсьена будет в состоянии его слышать, он скажет ей: «Я в курсе насчет Доминика. Не будем ссориться. Ты отправишься в свою сторону, а я — в свою». Он и вправду хотел этого, и тем не менее… было что-то еще, чего он хотел не менее сильно: пусть она попытается объяснить ему, как дошла до жизни такой. Пока Люсьена оставалась Лейлой, он не мог решиться ее отпустить. Это было навязчивой идеей, неотступной мыслью. Своего рода страстью навыворот, симптомы которой он явно ощущал. Он порылся в ящике, где хранились гвозди, клещи, молоток, бечевка, в поисках подходящего инструмента. Его старый швейцарский перочинный ножик с набором лезвий вполне сгодится. Может, взлом шкафа даст выход горячности, которая распаляла его. Он увеличил дозу снотворного, и мысли его отпустили.

Шаван явился на бульвар Перейра в полдесятого. Пожалуй, еще рановато. Он рисковал наткнуться на людей, выходивших из лифта. Чего доброго, еще встретит Луазлера у лифта или на лестничной площадке. Накануне он долго колебался. Сегодня решился действовать стремительно. Заметив по пути к лифту в почтовом ящике светлое пятно конверта, Шаван без малейшего зазрения совести открыл дверцу. Все, что касалось Лейлы, имело прямое отношение к нему тоже. Конверт оказался листком из блокнота, сложенным вдвое. Текст написан карандашом. Он прочел уже в лифте.

Дорогая Лейла!

Хотелось бы вас повидать. Постарайтесь заглянуть в это воскресенье около полуночи к «Милорду».

Ваш Фред

Милорд… Фред… Эти имена вызывали в его представлении что-то подозрительное, тревожное. При нормальных обстоятельствах он должен был бы в воскресенье укатить на «Мистрале». И почему в полночь? Выходит, у Лейлы было заведено проводить ночи вне дома? И коль скоро таинственный Фред обходил Луазлера молчанием, означало ли это, что Лейла появлялась на людях одна… В голове Шавана снова завертелась карусель вопросов. Забыв воспользоваться домофоном, он позвонил в квартиру. За ней никакого движения. Тогда Шаван открыл ее ключом и включил электричество.

Тишина пустой квартиры. Оставив пальто и шляпу на вешалке, он перешел в гостиную и закурил «Кравен». Разве же он находился не у себя дома? И тут раздался телефонный звонок. От волнения он чуть было не выронил сигарету. Доминик?.. Не зная, как поступить, он в напряженном ожидании держал руку на аппарате. Потом любопытство возобладало, и он решительно поднес трубку к уху.

— Алло?

На конце провода был кто-то, и слышались очень тихие, но отчетливые шумы, присущие кафе. Шаван нервно повторил:

— Алло.

Другой, на проводе, продолжал молчать, несомненно, обалдев, когда услышал голос мужчины, и это было как два дыхания, подкарауливающие друг друга. Наконец телефоны разъединили. Прислушавшись еще немного, Шаван тихонько положил трубку. Он всего лишь соприкоснулся с миром Лейлы, куда, похоже, ему вход заказан. По здравом размышлении, речь не могла идти о Доминике — тот бы обязательно спросил его: «Кто вы такой?» Когда звонят себе домой, таких предосторожностей, полных недоверия, не принимают. И непроизвольно выдают себя вопросом. Тогда кто же это мог быть?

Шаван вытащил из своего комплекта самый большой ножик и решительным шагом направился к шкафу. Хватит с него тайн! Ему удалось просунуть лезвие между створками двери, он надавил вправо, влево и, сам не зная, как это ему удалось, почувствовал, что дверь поддается. Она приоткрылась, вроде бы подталкиваемая изнутри. Шаван подтянул ее на себя, и вдруг на его ладони кубарем скатилось что-то мягкое и шелковистое, как мех. Он отпрянул, нацелив нож и готовый защищаться. И тут его страхи как рукой сняло. На паласе лежал плюшевый мишка, рыжий с белыми ступнями; вытянув к нему все четыре лапы, он глядел на Шавана глазками — стеклянными бусинками.