Сердце странника - Анна Климова

Витя бросил пакеты на диван и сам прыгнул на его упругое пыльное тело. Лениво взял из кипы журналов, разбросанных по полу, девчоночий «Космополитен» за март 1998 года.

«7 обнаженных девушек, вполне довольных собой» — вещала розовая страница, изображавшая красотку с соблазнительно приоткрытыми губами.

«Я влюблена в своего отчима»

«Человек войны — как с ним жить?»

«Что мужчины считают сексуальным»

Глупость и респектабельность иногда отлично уживались друг с другом.

Журнал исторгал в красках и то и другое. Плюс реклама.

Почему бы им не написать о семи пацанах, совсем недовольных тем, что кто-то решил за них, как им лучше жить?

Почему бы им не написать о ненависти, которую иногда испытываешь ко всему миру, или злобе, которую мир испытывает к тебе?

Почему бы им не написать о Большом Эдике, умевшем рассмешить пеструю компанию детей и подростков забористым анекдотом или своими диванными проделками с Любкой?

Почему бы им не написать про Косого, бежавшего с родителями из Грозного, но добравшегося до Москвы в одиночестве, потому что родителей на одной из пустынных дорог расстреляли бородатые люди в камуфляже? Косому было тогда семь лет. Он ходил во второй класс. Теперь он умел читать только по слогам, а считал хорошо лишь деньги.

Почему бы им не написать о братьях Жорике и Писюне? У них была бабушка и своя комната, они учились музыке и читали книги. Потом бабушка умерла, а квартирой завладела ее сестра. Она же сочла, что старость и молодость несовместимы. По крайней мере, ее собственная старость. Братья попали в интернат — мир чуждый и безжалостный к тем, кто каждый день на обед получал домашний суп, а на десерт кусок пирога, кто привык к любви и заботе. Меньшого Писюна там так напугали, что он частенько просыпался в собственной луже. Улица показалась братьям привлекательнее детского дома. Им нужны были свобода и чувство собственного достоинства.

Почему бы им не написать о Чукче? Прозвали его так за раскосые глаза, хотя он был отпрыском русской девушки и китайца, учившегося в университете. Когда он родился, русская мама даже не захотела его увидеть. Она оставила сына на попечение государства. Так началась кочевая жизнь Чукчи по ледяной тундре людского равнодушия. Чукча сделался хитрым, молчаливым и ловким малым, любившим повторять при особом расположении духа, когда живот был полон, а из заначки доставалась дорогая сигарета: «Моя твоя яйца оторвет и глазом не моргнет. Спорим?». К чему говорились эти слова, где он их слышал и зачем повторял, никто не мог понять. Может быть, просто подыгрывал своей кличке, при этом предупреждая, что он только на вид бесхребетный, глупый недотепа, но не на самом деле.

И почему б им не написать о Викторе Герасимовиче, которого милиционеры и строгие тетки однажды забрали из полупустой, грязной комнатки, где он жил с матерью? Мать, лежавшая под ворохом тряпья на постели вместе с сожителем, даже не поняла, что от нее хотели все эти люди. Она прикрывалась и бормотала матерные ругательства. Она хотела, чтобы ее оставили в покое. Витя же, голодный и испуганный, спрятался под стол. Но его вытащили оттуда и увезли. Он только помнил, как кричал что-то жалостливое и отчаянное.

Почему не написать о том, как он начал учиться жить? Жить так, чтобы не заработать «темную» ночью, не получить по «воздушной почте» наполненный водой презерватив, который, падая, разбивался на твоей постели, моментально пропитывая насквозь казенные одеяла, простыни и матрац. Последнее было унизительнее всего, так как следом за удачным попаданием обязательно начиналось улюлюканье и обидные замечания по поводу кое-чьего неудержимого энуреза, а потом приходилось всю ночь лежать, сжавшись, на том месте кровати, которое меньше всего пострадало от воды. Витек научился жить среди бессознательной жестокости, как живут растения: кто успел ухватить солнечный луч, расправить первым листочки, выпить последнюю капельку воды, вытянуться, тот и выжил, не потерял уважения к себе и среди себе подобных, не стал чмориком. Или просто чмом, тормозом, соплей, которую ничего не стоить растереть по земле.

Но красочный журнал, пахнувший рекламной косметикой, ничего не писал по этому поводу. Вряд ли его интересовали такие подробности из жизни простых пацанов. «ТУШЬ 24 ЧАСА ИЗ СЕРИИ КОЛОР ПРУФ ОТ МАРГАРЕТ АСТОР НА ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ СОХРАНИТ ВАШИ РЕСНИЦЫ ДЛИННЫМИ И ГУСТЫМИ» — вещало издание на 59 странице, словно это был ответ на все вселенские проблемы.

Витек зашвырнул журнал в дальний темный угол. Перевернулся на спину, закинув руки за голову.

Что теперь? Он вернулся, но что дальше? Податься к вокзалам? Или на один из рынков? Может, там удастся встретить знакомых пацанов? И что? Его не было три года, а за это время многое могло измениться. Не могло не измениться. Витек чувствовал это, как животные чувствуют угрозу землетрясения. На территориях вечно менялись лидеры. А если так, то надо было снова завоевывать свое место в драках. Нет, драк он не боялся. Просто он чувствовал себя… повзрослевшим, что ли. Именно это его беспокоило всю дорогу домой. Он видел другую жизнь. Он жил в чистой комнате, мылся в душе почти каждый день. Ему нравилось ощущение стабильности, покоя, но именно эти чувства Витек принимал за слабость и всячески им сопротивлялся. С такими чувствами нельзя жить на улице, нельзя жить одним днем, радуясь перепавшему от взрослых чмориков заработку. Теперь он понимал, что возвратиться от приемных родителей в этот грязный подвал — то же самое, что с большого, классного велика пересесть на трехколесный детский велосипедик.

Была и другая сторона медали — будущее. Будущее, скрывавшееся за далеким жизненным поворотом. Периши вечно втемяшивали своему Тейлору, что он должен хорошо показать себя в колледже, чтобы иметь возможность поступить в университет. Они говорили, как он должен устроиться в жизни. Слушая их, Витек криво усмехался. Но теперь ему было не до смеха.

Что дальше?

Он достал из кармашка джинсов аккуратно сложенную бумажку.

«[email protected]»

«Ее электронный адрес в Сети. Можешь написать ей. Если захочешь. Она сказала, что будет рада получить от тебя послание. «Он милый и, как мне кажется, одинокий», — вот ее слова. Я помогаю Саманте в пересадках уже второй год и не помню, чтобы она о ком-нибудь так отзывалась. Напиши ей. Мой тебе совет. Ведь никогда не знаешь, где и когда найдешь друзей», — вспомнились слова аэропортовской тетки.

Хорошо говорить «напиши»! Он и компьютер-то знает только по части игр. Ходил как-то с пацанами несколько раз в компьютерные клубы поиграть. Все остальное для него — темный лес. Что-то слышал, о чем-то жадно читал из обрывков газет.

А что ждало его впереди? Без образования, без работы? Вот такие подвалы да мешок с клеем «Момент» на голову? Грязь и холод?

Витек крепко зажмурился. Он не хотел думать об этом. Не хотел заглядывать в ТАКОЕ будущее. Потому что оно было неправильным. Не таким, о котором мечтается. А о чем он мечтал? О чем они все мечтали и говорили? Если припомнить, то все о тех же деньгах, а также о машине, квартире, шикарной бабе в шубке. Этот мотив всегда всплывал, когда они просматривали добытые красочные журналы.