Тридевятое царство. Война за трон - Денис Новожилов

– И еще шесть богатырей, к четырем Василисиным, – добавил к словам князей Илья Муромец, – да княжеская дружина силой в два полка.

Над столом повисла тишина. Все понимали, что такая сила собирается впервые, такой силой и Кощея, и всю степь можно победить. Не зря Владимир и князья его все эти годы силу копили. Одно не нравилось Растеряхе – что начали не они, а Кощей, а тот был кем угодно, но не глупцом. Задумал что Кощей или так в змея своего уверовал?

– Я поведу войско, – впервые подал голос Иван-царевич, и все тут же посмотрели на него, а потом перевели взгляды на Владимира, тот весело хохотнул в ответ:

– Прости, сынок, в другой раз; в этот раз еще я выступлю во главе войска, не старый у тебя отец еще.

– Все равно я поведу, – не смутился Иван, – мне это птица Гамаюн предсказала.

– Гамаюн? – переспросил Даниил Галицкий, и впервые, Растеряха готов был в этом поклясться, он увидел в глазах князя интерес. Впрочем, через секунду его глаза уже снова были бесстрастны.

– Гамаюн, – подтвердил Иван, – так и сказала, что разобью я Кощея и будут у нас мир и процветание в державе.

Гамаюн, о, Гамаюн,

Что за редкий ты певун? –

Растеряха пропел куплет и посмотрел на Владимира.

– А и правда, – тут же удивился Владимир, – давно про них не было слышно.

Полкан пожал плечами, остальные князья задумчиво глядели по сторонам, никто ничего толком про птиц таких давно уже не слышал. Наконец Святослав припомнил, что были такие существа раньше, их в Китеж отвезли перед вторжением Тугарина, и с тех пор про них никто ничего не слышал.

– Ну что же, сынок, мне жаль, конечно, расстраивать твою птицу-небылицу, но в этот раз я сам войско поведу, а ты уж тут последи, чтобы все в столице в порядке было. На кого, как не на тебя, мне державу оставить, не на Аленку же…

– Как скажешь, батюшка, – не стал спорить Иван.

– Ну, раз всё решили, пришло время показать, что́ у нас есть против Змея Горыныча, – подвел наконец итог князь Владимир. – Пойдемте в оружейную палату, Илюша покажет.

Растеряха чувствовал какую-то тревогу, но опознать ее источник никак не мог.

Даниил удивился, услышав про птицу Гамаюн. Кощей, который до этого столько лет безвылазно просидел в замке и который не проиграл ни одной битвы, вдруг двинулся такими слабыми силами на Василису Прекрасную. Другая Василиса, прозванная Премудрой, вдруг оказалась готова отречься. Все вроде легко объяснить, и все как-то не так. Столько лет копили силы, собирали войска, готовились… Одна Василиса весь доход на роскошь да увеселения тратила, вторая вообще войском не озаботилась, все диковины разные собирает, и только Владимир рать готовил да вооружал. Сейчас войско Тридевятого царства – просто загляденье: хорошее оружие, ладные доспехи, богатыри как на подбор, силища немалая. И вроде вариант благоприятный эту силищу пустить в ход. Возможность войти на земли Василисы Прекрасной не как захватчикам, а как спасителям – она дорогого стоит, тут и думать нечего.

Князь Владимир, выходя из терема, поймал на себе вопросительный взгляд Полкана.

– Да помню я про это твое дело с монетами, помню, – сконфузившись немного, сказал князь, – но давай пока сам попробуй разобраться, ты же видишь, какие дела творятся, не до того сейчас.

Растеряха долго думал, но все же взялся за балалайку в последний раз за этот вечер:

Непонятно отчего,

Непонятно почему,

А тревожно только мне,

Только мне ли одному?

Владимир остановился в дверях и, посмотрев на старого друга, мягко улыбнулся. Его вид как бы говорил: «Сам весь в волнении, на такое дело решились, теперь бы не оплошать».

«Да, – подумал про себя Растеряха, – теперь бы не оплошать. Если все сделать правильно, уже к зиме все земли русские будут под рукой Владимира, а может, еще и царство Кощеево».

В караулке было тихо, народ отправился смотреть на отъезд князя и богатырей на войну с Кощеем, так что в западной части города почти никого не было. Только стража не могла уйти с постов, так что, почитай, только она и осталась. Стражник Тихомир, дородный мужчина с окладистой коричневой бородой, снова беззлобно посмотрел на сидевшего напротив арестанта:

– Ну а все-таки, Яков, ну скажи, зачем ты курицу-то ощипал?

– Да, – меланхолично ответил сидящий напротив него человек лет тридцати в хорошем камзоле и ладных сапогах, – зачем я курочку-то ощипал?

Взгляд его вперился в угол караулки. На Тихомира он не смотрел.

– Это я спрашиваю, зачем ты курицу ощипал, – уточнил на всякий случай стражник.

– А у меня спрашивают, зачем я курицу ощипал, – снова глядя в угол, грустно произнес арестант.

Тихомир недоверчиво посмотрел на арестанта, потом в угол: там, конечно, никого не было.

– Яков, ну правда… – почти жалобно протянул он.

– Видишь, – снова поддакнул тот, кого назвали Яковом, – люди интересуются, зачем я курочку ощипал.

– Не смогла удержаться, – наконец виновато отозвалась из угла та, которой Яшка и адресовал свои вопросы. Маленькая зеленая кикимора сидела в углу и теребила в лапках куриное перо, вид у нее был самый виноватый.

Тихомир не знал, как ему поступить. С одной стороны, Яков был из людей боярина Полкана, поэтому с ним лучше по-хорошему говорить, но с другой стороны, уже не первый раз он порядок нарушает. А за порядком кто следит? Стража следит, а вовсе не люди тайного двора. Яков, впрочем, не возмущался, так что обычно решали все полюбовно: хозяину покупали двух лучших кур, и все оставались довольны. Кикимору, притаившуюся в углу, стражник, конечно, не видел.

– Купи себе кур, сколько хочешь, и ощипывай их, – снова начал гнуть свою линию Тихомир, – сло́ва же поперек никто не скажет!

– Я это разве не предлагал? – снова меланхолично отозвался Яков, не переставая смотреть в угол, – ощипывай сколько хочешь.

– Кому предлагал? – удивился Тихомир.

– Ну вообще, – ответил Яков, переведя на него взгляд, и снова посмотрел в угол, – и некоторым – в особенности.

– Неинтересно так, – буркнула в ответ кикимора.

– Но нам так неинтересно, – всплеснул руками Яков.

– Кому это «нам»? – Тихомир понимал, что он совсем теряет нить беседы. Может, дождаться лучше начальства, пусть разбираются – его-то дело какое? Он нарушителя поймал? Поймал.

– Нам чужую куру подавай, – ехидно продолжил Яков, – чтобы, значит, ту, которую нельзя трогать.

Стражник решил промолчать в ответ. Непохоже было, что его комментарий Якова всерьез интересовал.

– А почему? – задался вопросом Яков. – Почему именно такую курочку нам надо, а других нам не надо?