Стальная метель - Андрей Лазарчук

Она села в постели и долго не могла отдышаться. Сердце колотилось безумно.

Вышли заполночь и шли долго. Сначала было светло от полной луны, но потом облака сгустились, и повалил снег. Корож шёл по каким-то ему одному понятным приметам. Иногда он останавливался и останавливал всех, прислушивался. Где-то совсем далеко лаяли собаки. Постояв, все шли дальше. Вальда не могла сказать ни сколько прошло времени, ни какое преодолели расстояние. Она просто шла и шла. Сюмерге один раз сильно упала, оскользнувшись на толстом корне, чуть припорошённом снегом, но всё обошлось, просто ушиблась. Потом как-то внезапно Корож остановился, и Вальда поняла, что они уже в таине. Они не видела Камней, но вдруг потеплело на душе.

— Пришли, — сказал Корож. — Сами найдёте?

Вальда, сняв рукавицу, повела рукой из стороны в сторону. Справа тянуло теплом.

— Я найду, — сказала она. — А ты, доченька?

Сюмерге молча показала вперёд.

— Хорошо, — сказал Корож. — Ждём вас здесь. Костра палить не будем, а как вдруг я вороном прокричу, возвращайтесь, даже если… Ну, вы поняли. Так, воины. Расходимся шагов на тридцать и обращаемся в слух…

Уже ничего не слыша, а только вчувствываясь в зов Камня, Вальда двинулась вперёд. Деревья — дубы — здесь стояли редко, но были подлинными великанами. Местами из-под снега торчали обломанные недавними бурями сучья толщиной в добрую берёзу. Под одним таким дубом и стоял Камень…

Почему-то нужно было снять лыжи. Ремешки замёрзли и не хотели развязываться, но Вальда справилась. Она воткнула лыжи в снег и пошла дальше, проваливаясь по колено. Дотронулась рукой до Камня. Со вздохом, переходящим в стон, впитала его теплоту. Потом сделала углубление в снегу, села, привалившись к Камню спиной…

Неземное спокойствие объяло её.

Уже почти рассвело, когда Вальда наконец поднялась на ноги. Она пока не знала, что сказал ей Камень, — понимание прорастёт в ней немного позже. Но приток сил, который позволит ей преодолеть все трудности и напасти, — этот приток она в себе уже ощутила. Было жарко, и тело стало лёгким. Она достала нож, полоснула себя по ладони и приложила рану к Камню, шепча слова благодарности и родства. С трудом отникла от него, пошла пятясь, прижимая руку к сердцу. Ни боли, ни крови не было уже…

И тут раздался крик ворона.

— Куда мы идём? — запыхаясь, спросила Вальда на бегу.

— К людям, — не оборачиваясь, ответил Корож.

С того момента, как белобрысый паренёк принёс страшную весть, это были едва ли не первые его слова. Они шли уже, наверное, третий час, солнце — белое, слепящее — иногда выскакивало в полыньи меж облаков и пробивалось сквозь кроны, обдавая всё вокруг холодным блеском. Это было так неправильно, что оно продолжало светить, когда… когда…

Ночью, незадолго до рассвета, к дому Корожа подъехала ватага ряженых во главе с Сенди. Они убили псов, вывели лошадей, подпёрли двери дома, навалили под стены сухого сена из клетей и подожгли. Плясали вокруг, пока в доме не стихли крики… Соседи даже не пытались потушить разбушевавшийся пожар, спасали свои дома и дворы, на которые валились пылающие головни. Но парнишку, Пиче, тут же отправили в таину — предупредить Корожа…

С соседями так — все всё знают: и куда пошёл, и с кем, и для чего. Знают и молчат — почти все. Кроме кого-то одного. И сам ты не узнаешь никогда, кто послал своего человека, чтобы призвать Сенди и тех, кто был с нею. Хотя нет, узнаешь когда-нибудь… но будет уже всё равно.

Сначала потянуло дымком, а потом открылось и всё зимнее становище целиком: стоящие прямо среди деревьев домишки и землянки, едва видимые из-под снега. Их было не больше десятка. Вальда задохнулась — это были те дома в лесу из её сна, только во сне они были большие, а сейчас маленькие… а потом память подсказала: да, она была здесь в детстве, и потому всё запомнилось большим… почему была и зачем?.. да потому что её здесь выхаживал старый шаман, Камень хоть и вылечил её тогда (или вообще оживил), а везти далеко было нельзя, вот и принесли сюда на руках, чтобы отлежалась. Да, это было то самое место…

Чуть дальше должен быть ручей. Сейчас он подо льдом и под снегом.

Их приближение заметили, наверное, давно, а сейчас убедились, что свои, — и словно ниоткуда возникли с десяток охотников, забрасывающих луки за спину. Одного их них Вальда узнала: это был старый Сезган, старшина звероловов; он приходился ей двоюродным дядькой.

— Что же вы — днём? — с укором сказал он Корожу, но осёкся — видимо, у Корожа на лице всё было написано. — Ну, проходите, люди добрые… Вальда? Неужто ты? И кто это с тобой?

— Я, дядя Сезган, — сказала Вальда, поклонившись. — Это мои стражники, люди надёжные. И дочкина подруга, Сюмерге. Приехали поклониться Камням, а тут такое…

— Малой, — не оглядываясь, сказал Сезган, — отведи женщин к женщинам, а воинов к воинам. Пусть согреются и поедят. Ну а вы, Корож и Пиче, идёмте со мной, будете всё по порядку рассказывать…

Всего в стане, как рассказали Вальде, было уже человек сорок, все охотники и звероловы; женщин было лишь семеро, считая теперь с Вальдой и Сюмерге. Вроде бы женщин в сёлах до последнего времени ряженые не трогали, потому и оставляли их там без опаски… Мужчины здесь были из разных сёл и разных родов, и пока не пришёл Сезган и не навёл порядок, здесь происходили стычки, драки и даже поножовщина — каждый винил другого в появлении ряженых, не понимая ещё, что те тоже из всех родов происходят и изо всех сёл, и есть совсем пришлые из неизвестных краёв…

Да, Сезган навёл порядок. С ним тогда пришёл молодой шаман Кавал, внук Кранча. Но его Сегзан отослал куда-то с поручением, и вот уже несколько дней шаман не появляется здесь. И хотя охотники давно готовы идти бить ряженых, Сегзан не велит — ждём, говорит, когда шаман вернётся, без него не пойдём… Наверное, так и надо, но люди изводятся ожиданием.

Вальда отдохнула, согрелась, похлебала горячего и даже немного осовела от этого — но тут её позвал Сезган.

Уже вечерело. В доме, который занимал Сезган, горела масляная лампа, освещая небольшой стол у стены, двухэтажные нары, печку и широкую скамью. Плетёный потолок сильно провисал. Скоро обвалится, подумала Вальда, но ничего не сказала. Села на угол скамьи, облокотилась о стол.

— Вот такие дела, племяшка, — сказал Сезган, тяжело поднялся, подкинул в печь поленце. Снова сел. — Хотел я тебя с другими бабами отправить в город, да не получается — оседлали ряженые дорогу, не пропустят. Так что придётся тебе пока тут побыть, а сколько — не знаю. Стрелять-то не разучилась?

— Приходится иной раз, — сказала Вальда, — хотя уже не часто.

— Ты всё ещё богатая? — спросил Сезган неожиданно.

Вальда подумала.

— Не знаю, дядя. Сейчас не поймёшь, что богатство, а что — обуза.

— И то верно… Стражники твои говорят, что служат тебе верно и за тебя биться будут, но одну тебя не отпустят и сами без тебя не останутся. Так это?