Великий де Голль. "Франция - это я!" - Марина Арзаканян

Ценой невероятных усилий дивизии де Голля удалось остановить под Абвилем наступление немцев{122}. Свой штаб полковник расположил в небольшом особняке в местечке Юппи. Командир занимал отдельную комнату. Он оценивал обстановку, принимал решения, отдавал приказы и распоряжения, отправляя с ними связных адъютантов. Ни минуты покоя. Ночью де Голль мог только немного вздремнуть в кресле, вытянув ноги, обутые в кожаные сапоги. Полковник много дней не снимал одежды. Чтобы чуть-чуть расслабиться, он лишь расстегивал ремень на своей каске танкиста и воротник пятнистого комбинезона. «Сейчас у нашей дивизии временная передышка, – сообщал де Голль жене 27 мая, – я все время думаю о тебе и о детях. Пусть Филипп и Элизабет напишут мне хоть словечко»{123}.

За проявленное мужество в конце мая де Голль был произведен в бригадные генералы. Французский главнокомандующий генерал Вейган, сменивший 20 мая на этом посту Гамелена, отметил командира 4-й бронетанковой дивизии в приказе по армии: «Замечательный, смелый и инициативный руководитель. Атаковал сильно укрепленный мост к югу от Абвиля, сломил сопротивление немцев, продвинулся на 14 километров в глубь неприятельских линий и захватил несколько сот пленных и значительное военное имущество»{124}.

Достигнутый под Абвилем успех оказался недолгим. Немецкие войска наступали по всей линии фронта. Французы не смогли противостоять их натиску. Де Голль держал жену в курсе своих дел и делился с ней своими мыслями. 2 июня генерал пишет Ивонне: «После 15 мая я спал только три ночи. Но сейчас важно лишь одно: спасать Францию. Милая, обнимаю тебя всей моей любящей душой»{125}. 5 июня де Голль уже с тревогой подчеркивает: «Я вижу, что новое усилие врага очень серьезно. Я еще питаю надежды, что оно не будет для нас таким ужасным, как первое, и все же можно предположить, что оно опять плохо кончится»{126}.

В тот же день Поль Рейно переформировал свой кабинет. Он назначил де Голля заместителем военного министра. 6 июня за ним на фронт прислали машину, и он отбыл в столицу. Перед отъездом де Голль быстро попрощался с подчиненными офицерами и снял с головы каску танкиста. В Париже его ждала другая форма – кепи бригадного генерала с двумя звездами и новые испытания.

7 июня де Голль прибыл в военное министерство на улице Сен-Доминик рядом с дворцом Инвалидов. Он занял полагающийся ему кабинет, куда привез свои бумаги и некоторые дорогие его памяти вещи. В тот же день генерал встретился с Рейно и понял, что глава правительства, несмотря на большие неудачи французской армии на фронте, намерен продолжать войну. Тем не менее в кабинете министров царили пораженческие настроения. В его состав был введен маршал Петэн, сторонник перемирия с Германией. Рейно объяснил, что был вынужден считаться с единственным маршалом Франции. Главнокомандующий генерал Вейган полностью солидаризировался с Петэном.

Рейно поручил де Голлю лететь в Лондон, чтобы встретиться с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем и добиться от него новой военной помощи. Перед отъездом генерал успел повидаться с сыном. Де Голль знал, что жена с Анной по его настоянию уже покинули Коломбэ, которое могло оказаться в тылу врага. Они отправились в Бретань к одной из теток Ивонны. Генерал хотел, чтобы Филипп и Элизабет срочно покинули Париж и присоединились к матери.

9 июня де Голль прибыл в Лондон, где на Даунинг-стрит его принял Черчилль. Это была их первая встреча. Премьер-министр Великобритании произвел на генерала большое впечатление. «Черчилль, – отмечал де Голль в своих мемуарах, – показался мне человеком, которому по плечу самая трудная задача, только бы она была при этом грандиозной. Уверенность его суждений, широкая эрудиция, знание большинства проблем, стран, людей, о которых шла речь, наконец, огромный интерес к военным вопросам проявились в ходе беседы в полной мере. Кроме всего прочего, по своему характеру Черчилль был создан для того, чтобы действовать, рисковать, влиять на ход событий, причем решительно и без стеснений. Словом, я нашел, что ему вполне соответствует роль вождя и военачальника. Таковы были мои первые впечатления. Впоследствии они подтвердились»{127}.

Собеседники обменялись впечатлениями о сложившейся ситуации. Английский премьер-министр не верил, что ее еще можно переломить. Помощи Франции он не обещал. К ночи генерал вернулся в Париж. 10 июня он узнал, что немецкая армия находится в верховьях Сены и двигается к столице. Мало того, войну Франции объявила Италия. По словам де Голля, «наступила предсмертная агония»{128}.

Такие обстоятельства сломили многих людей как в военных, так и в правительственных кругах. Но не заместителя военного министра. Он твердо решил, что будет сражаться за Францию до конца и ни за что не сдастся на милость победителя. Генерал выдвинул идею переезда правительства в Алжир и продолжения войны, базируясь на территориях французских колоний. Рейно ее одобрил. Де Голль предложил главе кабинета сменить главнокомандующего, который не хотел продолжения войны, но Рейно не решился это сделать. Вечером правительство покинуло Париж и отправилось в Тур.

11 июня в ставке главнокомандующего в городке Бриар на Луаре прошло заседание кабинета министров. Туда же прибыл Черчилль, занявший, по выражению де Голля, «позицию сочувственного выжидания»{129}. По существу, английский премьер дал свое согласие на сепаратное перемирие Франции с Германией. 13 июня в Туре состоялось еще одно совещание. Туда опять приехал Черчилль в сопровождении нескольких британских министров и генерала Спирса. Де Голль присоединился к заседавшим только во второй половине дня. Позднее он узнал, как нелестно утром маршал Петэн характеризовал его перед англичанами: «Де Голль считает, что один разбирается в механизированных войсках. Из-за собственного тщеславия он думает, что военное искусство не имеет для него никаких секретов… Я знаю о нем все. У него нет друзей среди военных. И это неудивительно. Он всегда смотрит на людей сверху вниз. Еще в Сен-Сире его прозвали Коннетабль»{130}. Но Черчилля пока не интересовало, что собой представляет де Голль. Он прибыл в Тур, чтобы получить гарантии относительно того, что огромный французский флот не будет передан немцам. Его заверили в этом, и он вернулся в Лондон.

14 июня немцы вступили в Париж, а кабинет министров Франции переехал из Тура в Бордо. Как заметил де Голль, «с того дня… государственная власть находилась в состоянии коллапса, что выражалось в беспорядочном бегстве по дорогам, в расстройстве всех тыловых служб, в нарушении дисциплины во всех областях жизни и во всеобщей растерянности»{131}. Но даже в такой ситуации он продолжал уверять Рейно, что не все потеряно. В записке от 14 июня, адресованной председателю кабинета, генерал утверждал: «Я уверен, что, продолжая войну, сначала в метрополии, а затем на территории Империи и наших союзников, мы сможем прийти, несмотря на страшные испытания, к конечной победе»{132}.