Великий де Голль. "Франция - это я!" - Марина Арзаканян

14 июля 1940 года, в день национального праздника состоялся первый смотр военных сил «свободных французов» в английской столице. Генерал де Голль торжественно возложил венок к памятнику главнокомандующего войсками Антанты на победном этапе Первой мировой войны маршала Фоша. Девизом возглавляемых де Голлем «свободных французов» стали слова «Честь и Родина», а эмблемой, по предложению уроженца Лотарингии адмирала Мюзелье, Лотарингский крест. Его изображение – маленькая и ниже большая прямые линии, пересекающие вертикаль, на протяжении нескольких последующих десятилетий будет символом голлизма и голлистского движения. Пока же они только зарождались. Как верно отметил Морис Шуман, «голлизм начался как отказ от перемирия»{151}.

Постепенно весть об основании генералом де Голлем организации «свободных французов» облетела весь мир. Мало-помалу к нему в Лондон начали съезжаться французы, которых война застала на разных материках. Ехали из Африки, Америки и даже Австралии, группами и в одиночку, часто со всякого рода происшествиями. Некоторым казалось, что они, подобно легендарному Одиссею, совершили длинное путешествие-приключение, прежде чем добирались до Лондона. К таким людям можно отнести известного этнографа, специалиста по коренным народам Южной Америки Жака Сустеля, в будущем одного из самых активных сторонников, а затем противника де Голля.

Война застала ученого в Мексике. Узнав о призыве генерала, он тут же решил ехать в Лондон. Из Мексики Сустель отправился в США, оттуда – в Канаду. Там он добрался до одного из небольших портовых городов на Атлантическом побережье, где ему удалось сесть на судно, отплывавшее в Англию. На нем Сустель прибыл в Ливерпуль, а затем поездом в Лондон. «Сколько я буду жить на свете, – писал он в своих воспоминаниях о войне «Вопреки всему», – столько я буду помнить мой приезд в Лондон под покровом ночи: зловещая тень катастрофы, нависшей над Францией, сумерки канадского порта, из которого я уплывал в Великобританию, «блэк-аут» английских городов и гул вражеских самолетов». Сустель так же, как и все другие французы, пожелавшие присоединиться к де Голлю, по приезде в английскую столицу явился на Карлтон-Гарденс-4. В глаза ему бросились две вещи: Лотарингский крест на сине-бело-красном фоне[19], прикрепленный у входной двери, и французская каска невысокого часового на посту. «Да если бы он был и без каски, – вспоминал Сустель, – сразу можно было понять, что это не англичанин, потому что по его лицу и виду было ясно, что он из наших. Увидеть этого солдата и эту эмблему для нас означало вновь обрести родину»{152}.

Добирались до Лондона и французы с территории Франции, особенно из свободной зоны. Так, например, разведывательные службы Виши получили сообщение, что в городке Перигё в Дордони «существует агентство по вербовке дезертиров к экс-генералу де Голлю. Они уже переправили в Англию две группы»{153}.

В конце июля – самом начале августа о своем присоединении к де Голлю объявили власти двух французских островных колоний на Тихом океане – Новые Гебриды и Таити.

Немцы тем временем прочно обосновались в Париже. А полновластным хозяином в южной зоне стал маршал Петэн. 11 июля, согласно так называемым конституционным актам, он стал главой государства, наделенным законодательной и исполнительной властью. Своим заместителем Петэн назначил Пьера Лаваля.

Маршал отнюдь не забыл о своем старом знакомом. Он пристально следил за действиями де Голля и «оценил» их в полной мере. Еще 18 и 19 июня ему был послан приказ немедленно вернуться во Францию. 22 июня де Голлю уже аннулировали генеральское звание, 23-го – вывели в отставку за нарушение военной дисциплины, а 30-го подписали ордер на его арест. 4 июля военный трибунал приговорил де Голля к четырем годам лишения свободы за неподчинение. Наконец, 4 августа также военным трибуналом полковник в отставке де Голль был заочно приговорен к военному разжалованию, конфискации всего движимого и недвижимого имущества и смертной казни за измену, нанесение ущерба внешней безопасности государства и дезертирство за границу во время войны{154}.

Де Голль спокойно отнесся ко всем этим приговорам. Он опасался лишь за судьбу своих братьев и сестры, остававшихся на территории Франции. Новый французский режим для него самого не был легитимным. Генерал называл его исключительно «люди Виши». Францией же он считал теперь себя. Да, де Голль был честолюбив. Но и свою отчизну он любил как никто другой. Какие два месяца были у него за спиной! Казалось, генерал совершил невозможное. Он смог взломать собственную судьбу и судьбу родины и действительно поднял брошенное и растоптанное знамя Франции.

7 августа 1940 года де Голль и Черчилль подписали соглашение относительно организации, формирования и использования французских добровольческих сил в Англии. Де Голль обязался сформировать эти силы и осуществить верховное командование ими в соответствии с британскими директивами. Английское правительство рассматривало французов как добровольцев у себя на службе. Оно обеспечивало де Голлю регулярную финансовую поддержку и разрешило ему иметь не только военный, но и гражданский орган. Соглашение конституировало существование уже созданной генералом организации. Она получила название Свободная Франция.

Надо сказать, что далеко не все сразу поняли, что еще недавно никому не известный французский военный претендует на роль политика. В июле к послу СССР в Лондоне Ивану Михайловичу Майскому пришел оказавшийся в эмиграции известный левый французский политик Пьер Кот. О де Голле он сказал, что это «человек правых настроений, но политикой не интересуется. Вероятнее всего, де Голль сформирует свой «французский легион, который будет драться в рамках английской армии, и на этом дело закончится».{155}

Между тем в конце лета – начале осени 1940 года французы продолжали присоединяться к основанной де Голлем в Лондоне организации. Он с удовлетворением отмечал, что Свободная Франция пополняет свои ряды. Особенно радовало генерала, что на призыв 18 июня отозвались некоторые люди, которых он знал с молодости.

Еще в июле де Голлю из Нью-Йорка дал о себе знать его соученик по Сен-Сиру, сделавший дипломатическую карьеру, Жак де Сиейес. «Мой дорогой друг, – писал ему в ответ генерал, – я был глубоко тронут, получив твою телеграмму. Она стала для меня такой поддержкой в трагические дни, которые переживает наша страна. Ты понимаешь, какие большие надежды я возлагаю на тебя прямо сейчас. Именно поэтому я прошу тебя быть моим официальным представителем в Америке»{156}.