Сотрудник гестапо - Генрих Гофман

Больше всего Виктвр переживал за Таню. Он чувствовал себя виновником всех ее неприятностей. И не знал, как искупить перед ней вину. К счастью, на другой день Таня уже забыла о происшедшем и сама позвала Виктора прогуляться до пруда, а вскоре история со стрельбой по лягушкам и у Виктора вылетела из головы.

Теперь же неожиданное появление капитана Потапова заставило его вновь вспомнить об этом. Доедая котлету с макаронами, Виктор думал о том, что скажет капитан Потапов. «Небось будет стыдить. А может, и не пустит больше к Дубровскому». Обжигаясь горячим чаем, Виктор выпил всего полстакана и выбежал из столовой.

Капитан Потапов прогуливался неподалеку.

— Ага, уже подкрепился? — спросил он, завидев паренька; Виктор молча кивнул.

— Ну, тогда пройдемся по парку. — Потапов положил рук Виктору на плечо. И этот жест, и ласковый голос капитана, казалось бы, не предвещали ничего плохого. — Ты лейтенанта Пархоменко помнишь?

Виктор был готов к любому вопросу, но этот оказался для него столь неожиданным, что, прежде чем ответить, он удивленно посмотрел на Потапова.

— Ты молодец, — сказал тот. — Язык за зубами держать умеешь. Это похвально. Лейтенант Пархоменко на ту сторону собирался, поэтому и спрашивал у тебя про Малоивановку. Ну да ладно, другой человек нашелся, рассказал ему все, что нужно. Только теперь ему это уже ни к чему. — Потапов глубоко вздохнул, помолчал немного и продолжал: — Война, брат, ничего не поделаешь. Нет больше лейтенанта Пархоменко. Погиб при переходе линии фронта.

Виктор ничего не ответил. Комок подкатил к горлу, на глаза навернулись слезы.

— Он о тебе хорошо говорил. Сказал: «Этот хлопчик мне по-душе. Я бы с ним в любую разведку пошел». А сам не дошел… — Потапов молча подвел Виктора к первой попавшейся скамейке и предложил: — Присядем, сынок.

Он впервые так назвал Виктора, и тот понял, что никакого разноса за лягушек не будет. Они сели рядом. В парке было тихо. Где-то в листве весело щебетали птицы.

— Ну, рассказывай, как себя чувствуешь? Как нога? — спросил Потапов, пытаясь заглянуть в глаза паренька.

— Хорошо, Владимир Иванович! Я давно выздоровел. Даже бегать могу.

Боясь, что капитан может усомниться в его словах, Виктор попытался было встать, чтобы показать, как он бегает, но Потапов удержал его за рукав:

— Ладно, ладно. Я тебе и так доверяю.

— Значит, после праздника пустите меня к дяде Лене?

— После праздника, говоришь? А тебе хочется здесь первомайский праздник отпраздновать?

— Ага. У нас концерт будет. Московские артисты должны приехать. Интересно.

Потапов глубоко вздохнул, задумался на мгновение, потом спросил:

— А если без концерта останешься, обидно будет?

— Как так? — удивился Виктор.

— Понимаешь, сынок, — Потапов опять положил руку Виктору на плечо, — лейтенант Пархоменко к Дубровскому шел. А дело-то, видишь, как обернулось. Теперь на тебя надежда. И откладывать никак нельзя. Командованию нужны точные сведения о противнике. Возможно, у Дубровского кое-что уже есть. А без связного как он их нам передаст? Подумали мы и решили, если ты чувствуешь себя хорошо, надо еще до праздника отправляться тебе к Леониду.

— Я согласный, — торопливо проговорил Виктор. — Война ведь теперь, Владимир Иванович. Думаете, я концертов не видел? Насмотрюсь еще, когда немца прогоним…

— Ишь какой шустрый! — рассмеялся Потапов. — Ты с ответом не спеши. Поначалу скажи мне честно, нога не болит?

— Не… Вот смотрите…

Виктор вскочил со скамьи, запрыгал на одной ноге.

— Это у тебя здорово получается. А боль-то чувствуешь?

— Не… Даже ни капельки не больно.

— Ну тогда садись. Продолжим наш разговор. Потапов дождался, пока Виктор сел рядом с ним.

— Сегодня останешься еще здесь. Я должен договориться о месте перехода через линию фронта. Обеспечим тебе хорошее огневое прикрытие. Вероятнее всего, будешь переходить там же, где вы с Дубровским шли. Там тебе дорога до Малоивановки хорошо известна.

— Ага, я там все помню.

— Вот и прекрасно. В Малоивановке остановишься у сестер Самарских. Если у них от Дубровского есть весточка, будешь действовать, как он просит. Если нет — подождешь. Но не больше десяти дней. За это время присматривайся, какие части проходят, куда направляются. Следи за опознавательными знаками на машинах. Тогда с головой собаки у вас с Дубровским хорошо получилось. Эту собачью голову австрийские части на своих машинах рисуют. Для немцев легенда у тебя останется прежняя. Искал, мол, родителей. Не нашел и вернулся в Малоивановку. Здесь тети хорошие. Приглашали пожить у них, покуда отец с матерью не отыщутся. Понял? Кстати, Евдокии Остаповне письмо от мужа передашь. Отыскал я его.

— Ага, понял. А когда идти надо?

— Завтра утром пришлю за тобой машину. Приедешь к нам в штаб, там и решим. Вероятнее всего, послезавтра тебя проводим…

— Тридцатого, значит, — быстро сосчитал Виктор.

— Если сегодня двадцать восьмое, значит, тридцатого, — улыбнулся Потапов. — Уже месяц прошел с тех пор, как вы с Леонидом Дубровским первый раз уходили. Где он теперь, жив ли?

— Конечно живой! У него немцы при мне несколько раз документы проверяли. Все было в порядке. А у них документ на главном месте.

— Это верно. Ну, а наши с тобой пароли остаются прежними. Ты их не забыл?

— Не-е!

— Тогда повтори.

— Когда вернусь к своим, скажу, что я Иванов. Попрошу доставить меня в штаб части. А там попрошу связаться с Соколом и доложить, что пришел связной от Борисова.

— Все правильно! Молодец, Виктор! Ну, пойдем, проводишь меня.

Они поднялись со скамьи и не торопясь зашагали по аллее парка. По военной выправке капитана Потапова, по мальчишеской походке Виктора Пятеркина со стороны могло показаться, что прибывший с фронта отец прогуливается с сыном. И вряд ли кто мог подумать, что идут два серьезных, деловых человека, связанных военной тайной.

Фельдполицайсекретарь Рунцхаймер вернулся в плохом настроении. Переступив порог своего кабинета, он лишь слегка потрепал по ходке любимого пса. Отстранив его, Рунцхаймер подошел к столу, спросил отрывисто:

— Надеюсь, у вас все готово, господин Дубровский?

Еще при появлении Рунцхаймера Леонид вскочил со стула, вытянулся по стойке «смирно». Теперь же, не меняя позы, он взял со стола написанные листочки бумаги, подал их шефу.

— На это не потребовалось много времени, господин фельдполицайсекретарь, — сказал он спокойно. — Моя биография, только начинается. Она уместилась всего на одной странице. Не знаю, правильно ли я написал обязательство о неразглашении тайны? Если что-нибудь не так, я готов переписать заново.