Тертый калач - Кирилл Максимов

– Погодите, я что-то не совсем понимаю. Вы вчера слышали, что я говорил? Петра убили из-за его «любопытства» к обвалам домов в Москве, он изучал все эти происшествия, сутками сидел в Интернете, копал информацию. А накануне хотел сообщить мне что-то важное, но не успел. Да и убили его прямо на моих глазах, и никакие не парни, а профессиональный киллер.

– С чего вы это взяли, что именно киллер? – с ухмылкой спросил Коцарев, присев на краешек стола.

– Уж поверьте мне – я навидался в своей жизни всякого и могу отличить профессионала от профана.

– Если бы в обычной жизни, я, может быть, и поверил бы. Но при расследовании уголовного преступления полагаться на веру смешно. А мотоциклистом, кстати, как раз и мог быть один из тех избитых парней. Так что отбросьте эту чушь про обвалы домов и заказное убийство – такое разве что в фильмах бывает.

Ошарашенный подобным поворотом событий, Князев постепенно начал соображать, в чем дело. Видимо, следаку уже успели позвонить важные люди и посоветовать не раскручивать эту историю, спустить на тормозах и забыть о произошедшем. Если верить этому предположению, Выгодин действительно докопался до чего-то важного. Что ж, если менты не хотят заниматься этим делом, тогда придется попробовать самому распутать клубок. В принципе Князев изначально предполагал, что правоохранительные органы, как обычно, не станут рыть землю носом в поисках убийцы. Это обычная для них практика. В крайнем случае повесят всех собак на этих двух бомжей – и все, еще одна галочка в статистике раскрываемости готова.

– Это все, что вы хотели мне сообщить? Если да, тогда не буду вас задерживать. До свидания, – Князев поднялся и направился к двери.

– Богдан Андреевич, а вас я попрошу остаться, – сострил следователь. – Есть еще кое-что, касающееся уже лично вас. Присядьте, – с нажимом сказал Коцарев, показав рукой на кресло и сам сел за стол. Открыв папку с делом, он пролистал его и, найдя нужное место, посмотрел исподлобья на Богдана. – Я вынужден вас задержать. Против вас возбуждено уголовное дело по факту, скажем так, неадекватного управления машиной. Вы чуть не сбили насмерть строителя на мини-рынке. Вот, его показания и заявление прилагаются. Далее чуть не сбили коляску с трехмесячным ребенком – показания матери и заявление тоже прилагаются…

– Подождите. Насколько я помню, согласно законодательству вы не имеете права меня задерживать за подобное правонарушение. Тем более что, как я понимаю, по этим показаниям пока даже следствие не проводилось.

– А вы, я вижу, подкованы, – уважительно сказал следак. – Но это еще не все. У нас есть подозрения, что вы сами причастны к смерти вашего коллеги, которого вы называете другом.

– На что это вы намекаете?

– Я не намекаю, а лишь выдвигаю одну из версий. Общаться с Выгодиным вы стали недавно, до этого контактов не поддерживали. Я бы, например, не осмелился называть другом человека, с которым не виделся несколько лет.

– Ты что это говоришь, гад? – вспылил Князев и сжал кулаки. – Да мы с ним вместе служили… Пока ты штаны на стуле протирал, мы…

– Ну-ну, не нужно пафоса. Знаю я эту пластинку. У каждого своя работа. Короче, Богдан Андреевич, вынужден вас задержать на некоторое время по подозрению в причастности к смерти Петра Выгодина.

Князев был в шоке. Он знал, что менты – продажные сволочи, но не думал, что настолько.

– Можете взглянуть, ознакомиться, – Коцарев положил папку перед уже не свидетелем, а подозреваемым. – Здесь все четко изложено.

– Не сомневаюсь, – с сарказмом произнес Князев. – Пока вы тут фигней занимаетесь, настоящий киллер гуляет на свободе.

– Ну прекратите, – снисходительно улыбнулся Коцарев. – Мы же уже выяснили, что ваша версия не соответствует действительности.

– Не мы, а – вы. Я от своих показаний не отказывался.

– Ладно, хватит. Что-то я с вами заговорился, и без того дел выше крыши. Дежурный, отведите подозреваемого в камеру, – подняв трубку служебного телефона, произнес Коцарев и ехидно посмотрел на Князева. – Посидите у нас сутки до выяснения обстоятельств.

Через тридцать секунд в кабинет вошли двое полицейских и защелкнули на запястьях Князева наручники.

С тяжелыми чемоданами и тяжелым сердцем Маша ехала домой – не в маленький городок со странным для современного уха названием, а в новую квартиру мамы. Лариса Глобина упорно настаивала на визите дочери, недвусмысленно намекая на подарки, которые та должна была ей привезти. Мол, там, за границей, все дешевле – и, чтобы дочь (вернее, ее отец) не мелочилась, составила список из более чем десяти пунктов. Маше было унизительно что-либо просить у новоявленного папы, но тот в последние перед возвращением в Москву часы – дал ей кредитку и отпустил за покупками. Понятно, в сопровождении вездесущего оператора. Ведь для сердца средней руки домохозяйки нет ничего милее, чем следить за превращением серой провинциалки в лебедя-павлина благодаря искусству знающих свое дело продавцов дорогих магазинов. Все, что она сегодня купит или просто примерит, выйдя перед объектив кинокамеры, завтра будут копировать сотни и тысячи сидящих перед экранами телевизоров провинциалок. Кроме того, Ларисе Глобиной, всю жизнь проведшей в «однушке» с матерью-инвалидом и дочерью, росшей без отца, не терпелось похвастаться обстановкой нового жилья. И Маша заранее знала, что она увидит.

Небольшую «трешку» на Кольцевой мать обставила сообразно своему вкусу. А вкус у нее был… как у продавщицы овощного ларька в маленьком городе, которой она и была всю свою сознательную жизнь. После нескольких настойчивых звонков дверь отворила женщина лет 45 с высоким начесом иссиня-черных химически завитых волос, в леопардовой тунике, туго обтягивающей выступающие части тела, и черных лосинах со стразами. На ногах – шлепанцы с кокетливым розовым мехом. В вытянутой руке, старательно оттопыривая мизинец, она сжимала длинный мундштук с сигаретой.

– Ну здравствуй, мама! – Маша попыталась придать голосу радость и теплоту. Вышло плохо. Но мать уже прижимала ее одной рукой к груди, и жирный отпечаток ядовито-розовой помады уже красовался на щеке дочери.

– Здравствуй, кровинушка моя ненаглядная! Как же я скучала, не спала, все тебя высматривала день-деньской! – Мать вытерла кончиком ногтя несуществующую слезу в уголке глаза и деловито занесла чемодан в гостиную.

Маша вошла следом, поставила пакеты с покупками, устало плюхнулась в мягкое кресло и с наслаждением вытянула босые ноги. После нескольких дней, проведенных в компании отца и вездесущего оператора, девушке больше всего хотелось расслабиться и отключиться от этого постоянного напряжения. Однако мечтам сбыться не удалось. Мать села напротив, закинула ногу за ногу и, выдыхая дым в лицо дочери, начала допрос:

– Давай, доча, рассказывай, как съездила, не обижали тебя там? А то мне тут телефончик одного журнала подогнали, если что – такую статью отгрохаем… Мало не покажется. – Мать снова картинно затянулась и прищурила подведенный глаз.