Тертый калач - Кирилл Максимов

– Много удалось выжать из твоего папаши? Небось, со временем поумнел, понял, что на родичах нельзя экономить – себе ж дороже встанет. Ну что ты молчишь, как неродная! Или все-таки застеснялась за себя и за мать попросить? Тютя-растютя! Да он нам по гроб жизни должен! – В подкрепление своих слов женщина ударила себя по блестящей коленке, и ее глаза возбужденно заблестели.

– Ой, мама, ну дай хоть немного отдышаться с дороги. Не успела зайти, а ты уже налетела с расспросами.

– Но-но, я мать тебе, и хочу знать, как с моей дочерью обращалися в этих заграницах. Имею право. – Женщина надула губы, но уже через мгновение захлопотала: – Чего это я и вправду пристала с расспросами? Ты, наверное, голодная, с дороги-то? У меня и мясо запеченное по-французски с ананасом есть, и картошечка… А может, по сто грамм винца накатим? Сладенького бутылочку утром открыла, пока тебя ждала. Ой, чуть не поседела вся, тебя дожидаяся.

– Нет, мам, никакого мяса, никакого вина не хочу. А кофе у тебя есть?

– Дык самое лучшее, растворимое – ответила мать и резво побежала на кухню.

Оттуда послышался гул электрочайника, звон посуды, и вскоре перед Машей стоял расписной «под хохлому» поднос, на котором дымилась кружка с кофе, горкой возвышались плюшки и печенье. Завершало натюрморт блюдечко с вареньем. Малиновым. Девушка растроганно улыбнулась – такой, заботливой и щедрой, мама ей нравилась больше. Мама до сих пор помнила ее детскую любовь к варенью из малины. Мама… Маше захотелось сказать ей что-нибудь теплое и светлое, но Лариса Глобина снова вышла. Вернулась уже с початой бутылкой «кагора» и маленькой хрустальной рюмкой.

– А я вот за приезд дочери не откажусь накатить маленько. За тебя, Мария. За новую жизнь и перспективы. – Налила сама себе и предложила дочери чокнуться.

Кружка и рюмка с глухим звуком сошлись. Девушка сделала глоток обжигающей жидкости, неожиданно сама для себя отправила в рот ложку варенья и зажмурилась от приятного, горько-кисло-сладкого вкуса во рту. Улыбнулась.

– В общем, ничего особенного не случилось, – начала она рассказ. – Поговорили немного с отцом, он похвастался своими богатствами.

– Что дал? – Лариса Глобина сразу же перешла к единственному интересовавшему ее вопросу.

– Ну квартиру подарил, машину и банковскую карточку, шмоток прикупили.

– Сколько на счету – много? – Глаза матери азартно заблестели.

– Не знаю, не проверяла еще.

– Слушай, доча, я тебя не понимаю ваще, – возмущенно произнесла мать. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Какое счастье тебе привалило?! А ты об этом сообщаешь так, будто такое каждый день случается с нами. Да ты знаешь, что девяносто процентов населения всю жизнь на квартиру с машиной горбатятся. А тебе все преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Нужно уметь быть благодарной.

– Мама, все я понимаю. Но ты же сама говорила – не в деньгах счастье. Можно купаться в золоте и быть глубоко несчастным.

Мать посмотрела на нее, как на дурочку, молча налила себе и выпила.

– Да, я говорила такое, признаю. Когда мы сидели в своей тьмутаракани, копейки до зарплаты считали и я даже на день рождения тебе подарок нормальный купить не могла. Так все говорят, когда денег нет. И, пожалуйста, не заводи снова эту пластинку – душа, самосовершенствование и тому подобное. Впрочем, ладно, ты взрослая уже, что нам, старикам, вас поучать – каждый на своих шишках учится, проехали. Но с отцом хотя бы связи не теряй. Он может помочь в этой жизни, замолвить словечко, пристроить в хорошее место. Я-то, конечно, для него никто, так, увлечение молодости. А ты – его дочь, наследница, можно сказать. Для тебя он многие двери может открыть в жизни. Он тебя любит.

– Ой-ой! Мама, опомнись. Любит, как же, – передразнила Маша. – Да у него одни деньги и сделки в голове. Трясется над своей репутацией, как Кощей над златом, вот и решил, что дешевле подмазать дочь, чем прослыть бездушным богатеем. Типа признал тебя и не брошу.

– Что, так и сказал? – не скрывая радости, спросила мать.

– Ну не совсем так, но настоял, чтобы я у него пожила, пока в моей квартире ремонт сделают.

– Вот видишь, а ты говоришь не любит. Держись за него – и не пропадешь. А там, глядишь, в высший свет выведет, жениха себе подыщешь побогаче. Мужчину солидного – они таких молоденьких любят. Ничего, потерпишь годик-другой, внука мне родишь. А там разведешься, отсудишь половину – и заживешь припеваючи…

Маша от такого поворота беседы смутилась, покраснела и вскочила с места:

– Ой! Совсем забыла, мам, я ж тебе гостинцев привезла.

Девушка раскрыла чемодан, принесла из прихожей пакеты и начала раскладывать перед матерью покупки.

– О, штанишки как раз такие, как я и просила! И про духи не забыла. И платье! Надеюсь, размер подойдет. Спасибо, доченька. Ты моя красавица, дай поцелую. – Мать крепко обняла Машу за шею и смачно поцеловала в щеку, снова оставив жирный след от помады.

Допив кофе, девушка поднялась и пошла обуваться.

– Что так быстро уходишь? А я думала, посидим с тобой, посплетничаем, поговорим за нашу новую жизнь.

– Некогда мне, мам, – ты же знаешь, вступительные экзамены на носу.

– Что ж. Тогда забегай, как выпадет свободная минутка.

– Хорошо, мам. Пока. – Девушка поцеловала мать на прощанье и вышла из квартиры.

Маша собиралась поступать в Московскую академию живописи на специальность художника-реставратора. Ее с детства интересовала история, древние рисунки, росписи на стенах церквей и монастырей. При каждом удобном случае она выпрашивала у матери деньги на альбом с репродукциями мировых шедевров. Ее мало интересовали обычные для девушек ее возраста вещи – модные журналы, дискотеки. Маша могла дни напролет сидеть, листая альбом искусства эпохи раннего Возрождения или рассматривая фото росписей православных храмов. Девушка хорошо рисовала, с детства посещала студию изобразительного искусства. Мать ничего не понимала в живописи и не разделяла увлечения дочери. Однако тот факт, что умницей дочкой, которая не пьет, не курит и не шляется по дискотекам, а занимается искусством, можно постоянно хвастаться перед соседками, перевешивал все неудобства и траты на книги и рисовальные принадлежности.

Маша же не теряла времени зря. Ее старенький учитель из изостудии, сам неплохой художник, любил повторять:

– Человек рисует головой, а помнит – руками. Руки набивать надо. Почему у старых мастеров картины столетиями не теряют живости красок? Потому что они сами смешивали составляющие, сами натягивали холст, знали, из какой части животного мех больше подходит для кистей. По нескольку лет сидели в подмастерьях, кухню изучали.

А где еще можно «изучить кухню» художника-реставратора, как не в какой-нибудь церкви или монастыре? Маша бросилась в активный поиск подработки по будущей специальности. Конечно, о секретах реставрации она пока ничего не знала, но ведь если очень сильно чего-то хотеть, обязательно получишь желаемое. Обошла несколько столичных храмов, и в одном из монастырей реставраторы согласились взять ее в подмастерья на бесплатной основе, разумеется.