Тревожная ночь - Марк Симович Ефетов
Шрифт:
Интервал:
— Это что ж получается? Мне вот как раз, к примеру, сорок!
Каляга, чтобы сгладить неловкость, сказал:
— Давайте вашего счетовода, которого вы вчера рекомендовали в весовщики. Где он?
Вот тут-то и выплыла фигура Красноштана — колхозного счетовода. Среда напирал на то, что Федор Пантелеймонович (так зовут Красноштана) сейчас свободен. Он зимой болел, правление соседнего колхоза «Рассвет» заменило Красноштана другим счетоводом — Марией Ивановной. А сейчас Федор Пантелеймонович поправился и находится в полной форме — дай только работу.
Среда положил перед Калягой на стол анкету счетовода, похлопал по ней ладонью и сказал:
— Добрый мужик! Федор Пантелеймонович Красноштан!
Ну как тут не взять на работу человека! Каляга взял. А потом раскаялся. И потому раскаялся, что анкету прочитал, а лично с человеком не познакомился.
Заглянем и мы в анкету.
4. АНКЕТА
Красноштан Федор Пантелеймонович. Из незаможних крестьян. Это значит: родители были бедняки. Хорошо. Окончил семь групп девятилетки — тоже козырь: грамотный. (Это в первые годы нашего государства была такая школа — девятилетка.) Опять же стаж работы: десять лет счетоводом в колхозе. Жена есть? Есть. Дети есть? Есть. Медали? Есть — за доблестный труд. Чего же более? Это вам не ученик, который прошел двухнедельные курсы весовщиков и научился на счетах щелкать костяшками. Сче-то-вод. Фигура!
Короче говоря, Федор Пантелеймонович приступил к работе старшим весовщиком, а Коля Перепелкин, девочки и мальчики, что с ним кончали курсы, попали под его начало.
Бухгалтер колхоза предложил Красноштану, когда тот пришел оформляться весовщиком, посещать двухнедельные курсы весовщиков, которые в тот вечер начинали занятия.
— Смешно! — ответил ему Красноштан. — Набрали детский сад и хотите среди него посадить за парту специалиста со стажем. Я же десять лет держал в руках всю финансовую часть колхоза-миллионера! Меня в районе знают…
Так и не пошел Красноштан на курсы.
…Федор Пантелеймонович соорудил себе на току нечто вроде балдахина, принес из дому креслице и уселся в нем перед весами.
Вот там-то предколхоза Каляга и увидел впервые Красноштана. У счетовода лицо точно плохая дорога после дождя — все в колеях. Крупный нос точно из красной глины вылеплен. Волосы с проседью, подстрижены ежиком, как у гоголевского городничего.
— Хорошо устроились, — сказал Каляга, кивнув в сторону балдахина. — С удобствами!
— А как же? Я не школьник, чтоб воробьем на жердочке сидеть.
— Весы десятичные знаете? — спросил Каляга.
— Сче-то-вод!
— Это я знаю, — Каляга качнул коромысло весов. — Я спрашиваю о весах.
— У меня десятилетний стаж, — с обидой в голосе ответил Красноштан. — Я специалист! Имею благодарности. Хотите, принесу? Обо мне в районной газете заметка была. Имеется вырезка. Могу представить.
— Не надо. Сейчас не до вырезок. Завтра зерно пойдет. Работать надо. До свидания.
Каляга ушел, а Красноштан еще долго возмущался тем, что предколхоза задает человеку вопросы, не заглянув в его анкету. Люди вроде Красноштана привыкли по анкете судить о человеке.
Главное, чтобы в анкете сходились все концы с концами. А что за ней, этого как бы и нет… Анкета. Вот по анкете Красноштан будто бы и не плох. А на поверку — гусь! Гусь ведь и плавает, и летает, и ходит. А если разобраться, плавает плохо, летает скверно, ходит по земле кое-как. Но была бы гусиная анкета, во всех трех графах стояло бы: «Да! Плавает! Летает! Ходит!»
5. КОНЕЦ КРАСНОШТАНА
Две девушки наполнили зерном центнерку и плюхнули ящик-носилки на весы.
Красноштан чуть прищурился, потом облизнул сухие губы и сказал:
— Досыпать!
— Чего? — спросила одна из девушек.
— Говорю, досыпать!
Девушки переглянулись и, ничего не сказав, сняли центнерку с весов, поднесли ее к подводе, досыпали зерна и вторично поставили ее на весы.
— Еще трошки! — приказывает Красноштан.
— Чего?
— Досыпать!
Досыпали еще.
— О! Теперь в самый раз! Коля, запиши: девяносто три килограмма. Давай следующую центнерку. Да побыстрее!
А при взвешивании следующей центнерки все и раскрылось. Красноштан снова приказывал досыпать и даже отсыпать. Девушки бегали туда и сюда, но когда счетовод скомандовал: «В самый раз! Давай следующую!» — Коля спросил:
— А сколько в той?
— Сколько надо! Не твоя забота.
— Нет, моя! — ответил Коля.
Одна из школьниц заглянула в тетрадку:
— Что же это делается?! Люди честные! Опять девяносто три кило! Товарищ Красноштан не работает на коромысле, а поставил весы на стационар. Вот почему он заставляет нас досыпать и отсыпать. Коля, ты как считаешь?
— Я считаю так: не умеешь работать — не берись, — сказал Коля.
— Авторитет подрываешь? — набросился на Колю Красноштан..
— Чей? — спросил Перепелкин.
— Мой! Специалиста!
А Коля вскочил на весы и спрашивает:
— А ну-ка, давайте, Федор Пантелеймонович, взвесьте, сколько во мне при всем моем костюме и башмаках.
— Не буду! — рубанул рукой Красноштан.
— Почему?
— Не положено! Весы на току не для живого веса, а для зерна. Понятно? А ты, школяр, хоть и при костюме, хоть и безо всего можешь в амбулатории взвешиваться на медицинских весах. Так!
— Нет, не так! — сказал Коля. — Хоть вы и счетовод, как сами выразились — фигура, да, видно, на десятичных весах работать не умеете. Вот вы и решили не весы под зерно, а зерно под весы подгонять…
На том и пришел бесславный конец старшему весовщику Федору Пантелеймоновичу Красноштану. Он,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!