Друг моего мужа - Айрин Лакс

Я плюю на презервативы, хотя знаю, что там, в тумбочке валяется хуева туча резинок. Я хочу и готов забрать Ириску себе целиком.

— Будь моей?

— Твоя, всегда-всегда твоя.

Но утром надо вернуть мою любимую беглянку под стражу. Ириска тщетно пытается придать себе благопристойный вид.

— Бесполезно. Ты выглядишь оттраханной, — грубо шучу я. — Выглядишь моей.

Чувствую, что ещё немного — и снова начнётся запойный секс. Поэтому торопливо пьём чай из одной на двоих чашки и едем в больницу.

Но наш план по возвращению под стражу проваливается прямиком с порога. Мы летим, не замечая почти ничего вокруг. Но её родители замечают нас, останавливая счастливый полёт грозным окриком:

— Ирина!

— Ой…

— Не бойся, Ириска. Я же тебя украл, помнишь? — улыбаюсь. — Ты мой трофей. Трофеи просто так не отдают.

Родители налетают, как два коршуна, у которых я, мудак, растлитель малолеток и просто ебанутый на всю голову, украл ребёнка.

Ира сжимается в комочек, со слезами на глазах глядя на родителей, твердящих о том, что я в могилу сведу их кровиночку.

— Да не орите вы так! — повышаю голос.

На нас обращают внимание слишком многие. Любопытный нос посторонних — это не то, что мне нужно. А с другой стороны — мне плевать.

Я обхватываю Иру за ладонь, уводя подальше от центрального входа, и вжимаю в себя, обнимая руками за плечи.

Она прячет голову на груди, чтобы не смотреть в покрасневшее и перекошенное от злости лицо отца. Мама всхлипывает и утирает слёзы платочком.

— Что, в глаза родителям смотреть стыдно? Сбежала и шлялась всю ночь! Как шалава! — неосторожно роняет отец.

Я всего лишь легонько толкаю его в грудь рукой, но он отлетает и неловко заваливается на задницу, громко охая. Потом окажется, что он сильно ударился копчиком, а я точно прослыл на всю голову ебанутым.

Но до этого родители громко открестились от «пропащей дочери» и предложили «жить счастливо, мотая сопли на кулак».

Не знаю, может быть, они думали, что Ира испугается решительного разрыва с семьёй. Но я тогда твёрдо решил забрать Иру к себе.

Мы поехали на квартиру её родителей, она забрала документы, учебники и что-то ещё, что не было куплено родителями. Всё это добро уместилось в один небольшой рюкзак.

Да, я испортил хорошую девочку Иру. Ей едва исполнилось девятнадцать, а я забрал её себе.

Наша совместная жизнь началась со ссоры с родителями, с чая, выпитого из одной чашки, и с вороха приятных забот, которые делить на двоих было очень радостно.

Родители бушевали почти два месяца. Но дочка стиснула зубы в своём желании быть со мной. Родителям пришлось смириться и нехотя признать, что они сами поженились, когда отцу было двадцать, а матери девятнадцать.

Им пришлось отпустить дочку жить со мной. Иногда мы навещали её родителей и приглашали их в гости. Мы немного притёрлись и перестали смотреть друг на друга с неприязнью. Но родители всё равно считали, что я слишком рано забрал себе их дочку.

Мы с Ирой любили друг друга, но нельзя сказать, что мы жили без ссор и крошечных недоразумений. Это становится частью жизнью, частью тебя самого.

Если кто-то скажет, что он не ссорится со своей второй половинкой, можно смело плюнуть ему в рожу и растереть плевок, потому что он нагло врёт.

Так что и у нас бывали размолвки. Чаще всего потому, что Ириске не нравилась моя работа. Моя работа заставляла её переживать и спать неспокойно. Ира просила, чтобы я бросил. Я хотел, но пока не мог. Срок контракта не закончился. Нужно было перетерпеть, переждать, как пережидают непогоду.

В очередной раз мне пришлось уехать с тяжёлым сердцем — мы повздорили накануне. Ира заявила, что поживёт у родителей.

— Единственное, что держит меня в твоей квартире — это ты, Серёжа. Без тебя мне здесь нечего делать, — упрямо сказала она.

Ира игнорировала доводы, что район, где мы жили, был намного безопаснее и ближе к месту её летней подработки.

Так что мне пришлось просить своего друга присмотреть за своей любимой. Я не ожидал ничего дурного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

прошлое

— Ты больной, — прохрипел я.

— На всю голову, — согласился друг.

— На хрена припёрся?

— За тобой, как видишь.

Лицо друга расплывалось перед глазами, раскрашиваясь красным.

— Сидел бы на заднице ровно, дурак.

— Заткнись, — беззлобно огрызнулся Сергей, вытирая пот со лба.

Вдалеке зачастила пулемётная очередь. Отдалённо громыхали взрывы. Казалось, даже земля мелко тряслась.

— Сейчас дальше двинем.

— Не успеем, — проворочал я языком. До зоны высадки было далеко.

Жар с живота расползался на всё тело.

— Успеем. Тебе нельзя не успеть, Стас. У тебя жена скоро должна родить. Ты же девочку ждёшь?

— Да-а-а, — ответил я или просто двинул губами — непонятно.

— Вот заткнись и думай о том, что скоро увидишь свою семью.

Сергей был упрям. Переспорить его было практически невозможно. Он упёрто стоял на своём.

Оставшуюся часть дороги я провёл, то проваливаясь в забытье, то выныривая из него. Жар сменялся холодом, адской ломотой выкручивало кости. Сильно хотелось пить, но друг только смачивал губы и не давал сделать ни глотка.

Умом понимал, что при ранении в брюшную полость этого делать нельзя, а пить всё равно хотелось. Боль крепко держала в тисках, не давая вырваться за рамки замкнутого квадрата. Казалось, он сжимался и сжимался, почти превратившись в крохотную точку, в которой был заключён я сам.

— Эй, Стас… Стас! Не отключайся. Почти прибыли.

Я не отключаюсь.

Меня просто макает с головой в вязкую черноту, липкую, тянущую вниз. Но я не отключаюсь.

Цепляюсь за пересохший голос друга, несущего какую-то чепуху. Постоянно. Не замолкая, как включенный радиоприёмник в автомобиле.