Камигава: Рассказы - Jay Moldenhauer-Salazar

с розовыми щеками, обрамленными грубо остриженными, грязными черными волосами.

- Учитель Досан! – Выкрикнул Риё. – Смотрите, что я нашел!

- Вижу… - все, что смог сказать сейчас старый монах. Шерсть дружелюбной зверушки щекотала ему покрытый морщинами лоб. Он осторожно поднял руку и вытер слюну, капающую с одной из его белоснежных бровей.

- Он был совсем один в лесу! Я осмотрел все кругом, но нигде не смог отыскать его мать! Я назвал его Кенжиро! Он съел весь мой обед, но мне не жалко! – Шестилетний мальчик, одетый в простую холщевую одежду, танцевал на лесной поляне с явно сбитым с толку волчонком. Риё входил в одну из последних волн беженцев, искавших укрытия от ками. В отличие от многих скитальцев, таких, как он, его родители выжили, и были одними из немногих, проявивших себя искренними искателями просвещения и кому было позволено остаться при монастыре.

- Риё, - начал Досан все тем же ровным, спокойным голосом, с которым он в равной степени общался, как со своими наиболее близкими учениками, так и со свирепейшими узниками незуми, - где твои родители?

Мальчик прекратил танцевать, отчего обалдевшему волчонку явно полегчало. Лицо мальчика помрачнело. – Сегодня их очередь работать в полях. Они сказали мне, что если мне что-нибудь понадобится, я смогу обратиться к Вам.

- Это, конечно, так. – Он наблюдал, как Риё чесал шерсть на голове волчонка; звереныш ворчал и обнюхивал лицо мальчика. – Ты в чем-то нуждаешься, молодой человек?

- Нет. – Лицо мальчика исказилось в смеси растерянности и страха. – Не знаю. – Он плюхнулся на землю перед Досаном, скрестив ноги так, чтобы держать на них пищащего щенка. Досан протянул руку и нежно почесал волчонку между ушей; тот едва не заурчал в ответ.

У Досана было сегодня много дел, много чего предстояло спланировать с его монахами будока, многое обдумать и понять. Но он не поднялся со своего места на поляне. – Если тебя что-то тревожит, расскажи мне, прошу.

Риё надул губы, прижимая волчонка к груди. – Мама говорит, что мне нельзя оставить Кенжиро. Говорит, у него есть своя настоящая семья. Это не честно! – Слезинка вытекла из одного его глаза, которую он быстро вытер. – Все мои друзья остались в столице. Их отцы решили остаться и сражаться с ками, защищая город! Я бы мог помочь им в битве! А теперь я здесь, у меня нет друзей, и мама хочет, чтобы я отдал своего единственного друга. – Он обнял волчонка, прислонившись щекой к его шерсти. – Это не честно! – Повторил он.

Досан мгновение смотрел на ребенка, давая утихнуть позыву мальчика заплакать, прежде чем продолжить говорить. – Хочешь послушать историю?

Риё моргнул; несмотря на то, что он был новеньким в лесу, и в монастыре, даже он знал, что это было что-то необычное. – Историю?

- Да. Возможно, она поможет тебе лучше понять, о чем думают твои родители. Хочешь послушать? – Это был вопрос, который Досан задавал постоянно, и по выпрямленной спине и широко раскрытым глазам, он полагал, что ответ был «да». Даже Кенжиро перестал ерзать и поднял глаза на старого монаха в своей собачьей версии восхищения.

В ранние дни вселенной, - начал Досан, - когда вода еще не решила течь под гору, а звездам все еще требовалось подумать, стоило ли им светить, существовали ками. Рожденные Великой Пустотой, они дрейфовали бесшумно, во сне, дольше, чем существует все сущее, пока не начали просыпаться. Несчастные и одинокие в Пустоте, они начали делать то, что делали в то время все ками: создавать. Видишь ли, когда кроме Пустоты ничего не было, ками начинали с чистых душ, белых и нетронутых, ожидавших собственными руками написать на них свои личности и мечты. Целые миры идей, безграничных чудес и жутких кошмаров были тогда выдуманы, и столь же быстро уничтожены. Прошло еще больше времени, больше, чем могут представить люди, прежде чем создатели были удовлетворены, и начали строить то, что мы сегодня зовем Камигавой.

Но не все ками знали собственный путь. Был один молодой, новорожденный, в глазах ками, которого звали Инаме, который все еще не знал, кем он хотел стать. Он был все еще бесформенным существом сырой идеи, но не вещества, жаждущим вылепить что-то из себя, но не знающим, что именно. Он наблюдал, как его старшие братья и сестры вращали землю и небеса, и переполнялся как благоговением, так и завистью, что сам не смог до них додуматься. Одной лишь силой воли они стали древними, могущественными ками, которых мы знаем и сегодня. Но у Инаме, который был все еще лишь ребенком, несмотря на свое могущество, не обладал ни волей, ни ощущением собственного предназначения, которые требовались для того, чтобы создать из себя собственное существо. Он мало чего знал о себе, и о вселенной вокруг него. Тогда он решил посоветоваться со своими родственниками. Конечно, они смогут обучить его способам существования, и с радостью помогут ему найти свою судьбу.

Сначала он подошел к одному из братьев, ками хаоса. – Чего ты хочешь, маленький брат? – прокричал он. – Ты прерываешь мою важную работу! Лучше бы это стоило твоего вмешательства!

- Прости меня, брат, - сказал Инаме, кланяясь его ярости, - но я смиренно прошу твоей помощи. Я хочу иметь форму и предназначение.

- О, неужели? И ты пришел ко мне? – несколько долгих мгновений он размышлял. – Думаю, я могу попробовать. Пойдем, братец, я покажу тебе, что делаю я. Кто знает, может, тебе это даже понравится.

- А что ты делаешь?

Ками рассмеялся. – Какой же ты несмышленый! Разве ты никогда не замечал порядка, который связывает все вокруг? Разве не наскучивает тебе вся эта постоянность всего сущего? Я привношу хаос, азарт, изменения! Пойдем, ты сам увидишь, как я разрываю оковы порядка!

И Инаме проследовал за своим братом. Даже в те древние времена, хаос был разрушительной силой, каким мы его знаем сегодня. Планеты сражались с планетами, солнца с солнцами, и звезды кружили в постоянной борьбе за выживание. Инаме наблюдал за тем, как его брат с ликованием проводил эти войны. Он даже присоединился к нему, помогая распространять созданный им хаос. Инаме помогал брату тысячи лет. Но со временем, ему стало противно беспричинное разрушение. И тогда он сказал, - Прости меня, брат, но я должен уйти.