Наваждение. Проклятые элохимы - Алина Углицкая

Но рука, лежащая у нее на плече, отдавала теплом. Айна чувствовала его даже через слои одежды.

– Прошу прощения, нувэр, – эрн Гравель поспешно опустил голову. – Не знал, что у Айны есть покровитель. Я тут присматриваю за ней…

Но Стикс уже утратил к нему интерес. Сжал плечо девушки, заставляя ее двинуться к дому.

– Я не подопечная! – пробурчала Айна, недовольно дергая плечом.

Чужие пальцы разжались. Рука элохима исчезла, но сам он никуда не пропал. Шел рядом, подстроившись под ее шаг, и скептически молчал.

У самой двери он все же заговорил. Глядя на девушку темным непроницаемым взглядом и лучезарно улыбаясь при этом:

– Айна, давай проясним ситуацию. Я сказал, что беру тебя под опеку, но не спросил твоего согласия. Оно мне не нужно.

– Но… так нельзя! Я знаю регламент! Вы должны подать ходатайство куратору на рассмотрение…

И задохнулась словами, не успев их озвучить.

Куратору! Любой элохим, желающий заключить договор об опеке с человеком, должен подать ходатайство куратору той части света, к которой приписан!

Но Стикс Хассель сам куратор. Он уже рассмотрел свое заявление и поставил печать.

– Сама догадалась? – по губам Стикса мазнула усмешка. Он чуть сдвинулся, вынуждая девушку прижаться спиной к двери. – Вижу, для тебя не секрет, кто я такой. Но так даже проще. Мне не нужно писать прошение, Айна. Я и есть тот регламент, о котором ты говоришь.

Еще движение – плавное, незаметное глазу. Он замер перед ней, почти придавив своим телом и уперев руки в двери по обе стороны от ее головы.

Потом двумя пальцами коснулся ее подбородка. Заставил поднять голову так, чтобы поймать ее взгляд.

Айна сглотнула. На горле будто захлестнулась петля, не давая вдохнуть полной грудью.

Так близко она еще никогда не видела глаз элохима. Перед ней раскрылась алая завораживающая бездна его зрачков, в глубине которой вспыхивали и гасли миллионы золотистых искр. Казалось, она заглянула в саму бесконечность. В самый темный угол космоса, недоступный человеческому пониманию…

И оставила там часть себя…

Палец в лайковой перчатке скользнул по ее губам. С небрежной лаской обвел их контур. Слегка надавил – и губы Айны послушно раскрылись.

***

Стикс с секунду рассматривал запрокинутое лицо. Страх девушки был столь очевиден, что ему не понадобилось даже читать эмоции. Они все отражались в ее расширенных зрачках.

– Я буду заботиться о тебе, – произнес он с внезапной горечью и склонился чуть ближе. Его голос упал до манящего хриплого шепота: – Вот увидишь, тебе понравится.

Жаль, он ошибся. Она не особенная. Она такая же, как и все. Возможно, последняя женщина в его жизни.

В той жизни, которую можно назвать сознательной.

Сейчас он толкнет эту дверь, внесет человечку в ее жилище, прижмет к первой попавшейся горизонтальной поверхности и наконец-то накормит своих демонов. Утолит их голод хотя бы на краткий миг.

А потом сделает все, чтобы остаток своей жизни эта девочка ни в чем не нуждалась. Очень короткий остаток…

Айна притихла. Глаза элохима заполонили весь мир. Не осталось ни связных мыслей, ни страха. Только странное, неестественное желание утонуть в этих глазах. Шагнуть в пугающую бездну и исчезнуть в ней навсегда…

Их дыхание смешалось. Его губы почти коснулись ее…

И тогда она будто очнулась.

– Нет!

Вскрикнув, уперлась руками в плечи элохима. Толкнула.

Ее сил не хватило даже на то, чтобы он пошатнулся. Но в его глазах что-то вспыхнуло алым багрянцем.

Удивление? Восхищение? А может, азарт?

Стикс убрал руки.

– Нет? – склонил голову набок, разглядывая ее как новое, неизвестное науке животное.

– Нет, – повторила с той отчаянной храбростью, которая заставляет пичугу бросаться навстречу врагу и спасать свое гнездышко. – Я не нуждаюсь в вашей заботе!

По губам элохима скользнула улыбка. Немного печальная, немного снисходительная, но в общем довольная. Точно он наслаждался происходящим.

– Ты даже не представляешь, как сильно нуждаешься в ней, – произнес, улыбаясь, и поднял руку.

Айна вздрогнула. Испугалась, что он снова коснется ее. Но Стикс всего лишь толкнул дверь – и та с тихим скрипом открылась.

Так, словно не была все это время заперта на замок…

Из прихожей пахнуло знакомым ароматом. Бергамот и жасмин – духи Рози. Айна напряглась. Меньше всего ей хотелось, чтобы элохим увидел, с кем она живет.

Стикс пропустил ее в дом, а потом вошел сам и аккуратно прикрыл дверь. Щелкнул выключателем – и прихожую залил желтоватый электрический свет.

На счастье, внутри никого не оказалось. С трудом сдержав вздох облегчения, Айна повернулась к незваному гостю.

– Я вам очень благодарна за помощь, но теперь…

Он не дал ей договорить. Шагнул, приложил палец к ее губам. Его глаза смотрели холодно, но рот улыбался. Казалось, элохим изучает ее, прощупывает, ищет слабину. И не чувствует ничего из того, что пытается изобразить.

– Не продолжай. Знаю, что ты хочешь сказать, но я уже принял решение, и ты его не изменишь.

Давление его ауры стало таким, что Айна почувствовала, как подгибаются ноги. Возникло желание уступить, сдаться. Подчиниться этому тихому голосу, этим сильным рукам…

Но внутри тут же вспыхнул протест.

Вскинув руку, она схватила элохима за кисть. Оторвала от своих губ, уклонилась от ласкающего движения его пальца и отчеканила, глядя прямо в глаза:

– Я не подпишу договор!

– Это не обсуждается.

Усмехнувшись, Стикс отступил.

Он мог легко сломить ее сопротивление. Даже взять здесь и сейчас. Мог бы, если б хотел. Но удивительным образом за последние пару минут она заинтересовала его больше, чем все, кого он знал до нее.

Женщины, с которыми его сталкивала судьба, были просты и понятны. Все их мысли, чувства и даже тайные желания были как на ладони. Ему не составляло труда прочитать их и подчинить своей воле. Больше того, они сами с радостью подчинялись, испытывая при этом ментальное и физическое наслаждение. Чем больше Стикс подавлял, тем острее были эмоции. Чем больше ломал – тем сильнее удовольствие.

Эти женщины знали, чего хотят. Они сами принимали решение, когда приходили к нему. И каждой он давал то, в чем она нуждалась.

Даже если платой за это была смерть.

Точнее, они приходили к нему познать наслаждение смерти.

Но Айна…