Досье «ОДЕССА» - Фредерик Форсайт

Миллер помолчал, глядя в ветровое стекло, потом сказал:

– Раз так, ладно, оставлю тебя в покое. Но надо же мне с чего-то начать… Завещание Таубер оставил?

– Только краткую записку, где говорится, что он завещает все другу, некоему господину Марксу. Я подшил ее в дело.

– Хоть какая-то зацепка. Где найти этого Маркса?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Брандт.

– Разве в записке не было адреса?

– Нет, – ответил Карл. – Только имя.

– Думаю, Маркс живет где-то рядом. Ты его не искал?

– Да пойми наконец, – вздохнул Брандт. – У нас в полиции ни одной свободной минуты нет. А знаешь, сколько в Гамбурге Марксов? Сотни только в телефонном справочнике. Я не могу тратить недели на поиски одного из них. Тем более, что наследство Таубера не стоит ломаного гроша.

– Значит, все? – спросил Миллер. – Ничего больше?

– Ничего. Если хочешь разыскать Маркса – ищи на здоровье.

– Спасибо. Попробую.

Они пожали друг другу руки, и Брандт вернулся к семье и завтраку.

Другое утро Миллер начал с того, что зашел в дом, где жил Таубер. Дверь открыл небритый пожилой мужчина в засаленных брюках, подвязанных веревочкой, и расстегнутой на груди рубашке без ворота.

– Доброе утро. Вы хозяин дома?

Мужчина оглядел Миллера и кивнул. От него пахло капустой.

– Несколько дней назад здесь отравился газом один старик, – начал Миллер.

– Вы из полиции?

– Нет, я журналист. – Миллер протянул мужчине свою пресс-карточку.

– Мне нечего вам рассказать.

Без особого труда вложив в руку хозяина дома банкноту в десять марок, Миллер попросил:

– Нельзя ли взглянуть на его комнату?

– Я ее уже сдал.

– А где его пожитки?

– На заднем дворе. Они никуда не годятся.

Под мелким дождем мокла куча хлама. От нее все еще пахло газом. В ней валялись побитая пишущая машинка, две пары поношенных башмаков, старая одежда, связка книг и обветшавший шарф из белого шелка, который, решил Миллер, был связан, видимо, с иудаизмом. Миллер перерыл все, но ни записной книжки, ни писем от Маркса с его адресом не нашел.

– Это все? – спросил он.

– Да, – угрюмо ответил хозяин дома, стоявший у двери под навесом.

– Некий Маркс у вас не живет?

– Нет.

– И вы никакого Маркса не знаете?

– Нет.

– Таубер дружил с кем-нибудь?

– По-моему, нет. Вечно был один. Приходил и уходил, когда ему вздумается. Наверно, он был чокнутый. Но за квартиру платил исправно. И не скандалил никогда.

– Вы видели его в компании? На улице с кем-нибудь?

– Никогда. По-моему, у него не было друзей. И неудивительно – он вечно что-нибудь бормотал. Словом, чокнутый.

Миллер стал расспрашивать жителей близлежащих домов. Многие признавались, что встречали старика, который брел, повесив голову, укутанный в длинное пальто, шерстяную шапку и старые дырявые перчатки.

Три дня блуждал Миллер у дома Таубера, побеседовал с молочником, бакалейщиком, мясником и почтальоном, заглянул в бар, табачную и скобяную лавку – все напрасно. Лишь в среду он наткнулся на ватагу мальчишек, игравших в футбол у стены сарая.

– Значит, вас интересует тот старый еврей? Безумец Солли? – переспросил вожак.

Мальчишки окружили Миллера.

– Да, да. Вы его с кем-нибудь видели? С каким-нибудь другим стариком?

– А зачем вам это знать? – подозрительно спросил старший. – Мы его не обижали.

Миллер повертел в руке монету в пять марок. Восемь пар глаз зачарованно впились в нее.

– Мистер, – набрался смелости, самый младший из ватаги. Однажды я видел его с другим. Они разговаривали. Сидели и разговаривали.

– Где?

– У реки. На набережной. Там скамейки стоят. Вот на скамейке они и сидели, разговаривали.

– А собеседник Таубера был старик?

– Да. У него длинные седые волосы.

Миллер бросил мальчишке монету, убежденный, что сделал это зря. Но все же прогулялся к реке, оглядел набережную. Там стояло полдесятка скамеек, теперь пустых. Хотя летом, наверно, многие приходили сюда посидеть, посмотреть, как ходят по Эльбе пароходы.

Слева от Миллера на ближнем берегу располагался рыбацкий порт – у причала стояло несколько траулеров. Одни пришли из Северного моря с уловом сельди и макрели и теперь разгружались, другие готовились к отплытию.

Петер вернулся в разрушенный Гамбург из деревни, куда они с матерью переехали, спасаясь от бомбежек, еще мальчишкой; он вырос среди камней и развалин. Его излюбленным местом для игр был рыбацкий порт в Альтоне. Ему нравились рыбаки – грубоватые, но добрые, пропахшие смолой, солью и крепким табаком.

Миллер вернулся мыслями к Тауберу. Где Саломон мог познакомиться с Марксом? Журналист понимал, что упускает какую-то деталь, но не мог понять, что именно. Ответ пришел лишь тогда, когда он уселся в машину и доехал до заправочной станции у вокзала. Как нередко бывает, на мысль навела случайно сказанная фраза. Заправщик объявил, что высокооктановый бензин подорожал, и добавил, пытаясь завязать разговор, что деньги все больше обесцениваются. Потом ушел за сдачей, а Миллер уставился на раскрытый кошелек.

Деньги. Где Таубер брал деньги? Он не работал. Государственную компенсацию принять отказался. Между тем за квартиру платил исправно, а ведь нужно было еще на какие-то средства питаться! Ему было пятьдесят четыре года, значит, пенсию по возрасту он получать не мог. Очевидно, он получал пенсию по инвалидности.

Дождавшись сдачи, Миллер поехал на почту района Альтона. Там разыскал окошечко с табличкой «Пенсии».

– Скажите, когда пенсионеры получают деньги? – спросил он толстуху за решетчатым окошком.

– В последний день месяца.

– Значит, в субботу?

– Нет, на сей раз в пятницу, послезавтра.

– И те, у кого пенсии по инвалидности?

– Да. Все, кому причитается пенсия, получают ее в последний день каждого месяца.

– В какое время?

– С самого открытия.

– Спасибо.

Миллер в пятницу снова пришел на почту, оглядел стоявших очереди, стариков и старух, которые пришли еще до открытия и выстроились на улице. У многих были седые волосы, но чаще всего они скрывались под шляпами или шапками – день стоял солнечный, но морозный. Около одиннадцати часов на почту зашел старик с копной седых волос, похожих на сахарную вату. Вскоре он вышел, пересчитал деньги, сунул их в карман и огляделся, поискал кого-то взглядом. Постояв так несколько минут, он повернулся и медленно двинулся прочь. На углу он снова посмотрел по сторонам и направился к набережной. Петер последовал за ним.