Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Однако благодаря непоколебимой решимости де Жерлаш преодолел все трудности, стоявшие на его пути. Каким-то образом он нашел деньги и приобрел корабль. В лучших традициях полярных исследований им оказалось старое норвежское зверобойное судно, и не какое-то, а «Патриа» – то самое, на котором Амундсен совершил свое первое плавание в Арктику за год или два до этого. Корабль получил новое имя – «Бельжика» – и 4 июля 1896 года отправился в Сандефьорд для ремонта.

В ту же гавань из Арктики вернулся «Джейсон» с Амундсеном на борту. Это был шанс, которого он так ждал. Руаль записался добровольцем в команду де Жерлаша 29 июля.

Амундсена никто не знал, он был просто одним из многих желающих отправиться на «Бельжике» к таинственному Югу. Де Жерлаш показал его письмо Йохану Брайду, судовладельцу из Сандефьорда, почетному консулу Бельгии и агенту «Бельжики». Комментарий Брайда, написанный на полях письма, гласил: «Возьмите его, друг мой!»

Брайд был старым арктическим шкипером, умевшим оценивать моряков. Без сомнения, де Жерлаш полагался на его советы. Он принял Амундсена в команду. Тот вызвался служить без оплаты, что тоже говорило в его пользу. С другой стороны, де Жерлаш стремился брать в экспедицию только подготовленных полярных путешественников, и в Амундсене, как он сказал, увидел «моряка и лыжника». На его решение также повлиял тот факт, что Амундсен был соотечественником Нансена. Лихорадочное ожидание возвращения Нансена как раз достигло своего апогея.

13 августа он высадился в Вардо, на севере Норвегии. Это было первое известие о Нансене со времени его исчезновения в арктических льдах три года назад. Он сошел на берег как человек, вернувшийся с того света.

Вдвоем с Хьялмаром Йохансеном они ушли с «Фрама» к Северному полюсу, взяв сани, собак и лыжи. Они не достигли полюса, но дошли до 86°14′, самой северной точки из тех, которые когда-либо покорялись человеку. Это находилось на целых 170 миль дальше финишной черты любого другого полярного исследователя. Нансен и Йохансен оказались к полюсу ближе, чем кто-либо другой. Одного этого уже было достаточно, чтобы сделать их героями дня, но воображение публики поразили дальнейшие события. Их спасение из дрейфующих паковых льдов стало одним из классических примеров полярных исследований. Пятьсот миль трудностей не сломили дух этих удивительных людей. Все закончилось зимовкой в землянке на одном из арктических островов пустынного архипелага Земля Франца-Иосифа и удивительной встречей с экспедицией Джексона – Хармсворта. На спасательном корабле экспедиции «Виндворд» Нансен и Йохансен возвратились в цивилизацию. Ровно через неделю после этого «Фрам» вернулся в Норвегию. Он дрейфовал через полярный бассейн, как и предвидел Нансен, и прошел через ужасные испытания во льдах, едва не раздавивших его. В отличие от почти всех остальных арктических экспедиций команда не потеряла ни одного человека. И самое главное – Нансен наголову разбил всех этих специалистов, имевших непререкаемый арктический авторитет и предрекавших ему несчастье. Некоторые из них, конечно, никогда не простили этого Нансену. Но таков был прямой путь к сердцу публики.

Норвегия ликовала в экстазе патриотической лихорадки. Нансен возник изо льдов, чтобы вернуть соотечественникам национальную гордость и уверенность в себе (все это им было необходимо в борьбе за независимость). Не будучи политиком по складу своей натуры, он сослужил службу лидерам нации. «До сих пор никто не думал, что маленькая Норвегия может участвовать в чем-то настолько большом, – сказал национальный поэт Бьёрнстерн Бьёрнсон в своей поздравительной речи Нансену в Христиании перед толпой в тридцать тысяч человек. – И этот великий подвиг стал подтверждением собственной силы для целой нации».

Высокий, светловолосый, окруженный аурой непобедимости, Нансен стал для своих соотечественников полубогом. Известный художник Эрик Веренскиольд использовал его образ как модель для иллюстраций к популярному изданию «Саг», вследствие чего Нансен вошел в тысячи норвежских домов в образе средневекового норвежского героя – короля Олафа Триггвасона[14]. То есть в Норвегии национальным идеалом стал полярный исследователь (не самый плохой идеал!).

За границей Нансен произвел эффект, намного превосходивший тот, что вызвал его первый переход через Гренландию. Два фактора стали тому причиной: задуманное имело принципиально иной масштаб и совсем по-другому было представлено публике. Тогда это была книга, написанная самим Нансеном, теперь – популярные газеты. Его личность приглянулась журналистам, потому что подходила для упрощения идеи, казалась всем понятной, помогала превращать жизнь в кукольный театр известных фигур в новостях. Он не был лишен некоторой доли тщеславия: ходил в черной шляпе матадора и характерном пиджаке, застегнутом до самого горла, который стал известен как «нансеновский жакет». В таком облачении его высокая нордическая фигура в сочетании с присущей ему внутренней меланхолией и эмоциональным пылом стала известна всему миру по фотографиям в газетах. Он мгновенно попал в заголовки и стал публичной личностью. В этом смысле Нансен был эталонным порождением прессы: первым из популярных современных героев-полярников.

Все еще молодое искусство журналистики нуждалось в подпитке героями для выхода из состояния патриотической горячки и для того, чтобы с этими фигурами масштаба Нансена можно было идентифицировать себя, убегая от единообразия промышленной цивилизации. Исследователь казался подходящим героем, а полярный исследователь, с его легко драматизируемой средой, – тем более. Поэтому появление Нансена, человека из далеких земель, покрытых вечными льдами, сыграло на руку массовой аудитории, ищущей чужих приключений. Его именем открылось то, что не совсем точно назвали героической эпохой полярных исследований. Стало понятно, что Амундсену следовало воспользоваться отраженной славой своего знаменитого соотечественника.

Руаль набрал недостающее количество морских часов – и был назначен на «Бельжику» вторым помощником. Но сертификат он получил всего восемнадцать месяцев назад, а потому мог плавать только в территориальных водах, причем все больше наугад. Его назначили на эту должность с условием, что быстро усовершенствует свои навигационные навыки. Также ему нужно было научиться хоть немного говорить по-французски и по-фламандски, чтобы командовать бельгийскими матросами. Он удачно– объединил все потребности, приступив в начале 1897 года к обучению навигации у голландского преподавателя в Антверпене.

Тем временем де Жерлаш провел зиму в Норвегии, осваивая катание на лыжах и практикуясь в норвежском языке. На «Бельжике» требовалось знать языки. Офицеры и команда были частично норвежцами, частично – бельгийцами. Научный персонал объединялся вокруг польского геолога Хенрика Арктовски и румынского зоолога Эмиля Раковицы. Они оказались единственными подходившими для этого добровольцами. Де Жерлаш в силу необходимости попал в столь разноязычную компанию и поневоле поставил масштабный эксперимент по достижению взаимопонимания среди представителей разных наций. Во время апофеоза национализма этот эксперимент дал на удивление идеальные результаты.