В аду повеяло прохладой - Максуд Ибрагимбеков

– Вы, наверное, все помните, что через десять дней мы будем праздновать день рождения великого чекиста, любимого народом Лаврентия Павловича Берии. Я вас зачем вызвал? Хочу, чтобы в порыве вдохновения вы создали художественное произведение и в день праздника исполнили бы его. Даю вам десять дней, на это время освободим вас от работ, вплоть до дня праздника! Ну как?

Зэки угрюмо молчали. На предложение начальника любезно отозвался только бывший майор Гуслинский.

– А как же! Мы понимаем. Мероприятие полезное, – с воодушевлением похватил Гуслинский. – Только дожидаться вдохновения, гражданин начальник, это последнее дело. Можно и не дождаться. Стихи уже есть, как раз сегодня утром я их сам сочинил, за день-два сварганим на них музыку, вот вам будет новая песня на праздник. Стихи могу вам прочитать прямо сейчас. Пока придумал только начало, если вам понравится, сочиню до конца. Читать, или как?

– Читай, послушаем, – сказал начальник.

Майор встал и прокашлялся.

Цветок душистых прерий

Лаврентий Палыч Берий.

– Ну как вам стихи, гражданин начальник? По-моему, вроде бы складно.

В молодости, до того как стать чекистом, начальник лагеря был полотером, и навыки прежней профессии закрепились в нем навсегда. Как всегда в момент наивысшего нервного напряжения, он стал автоматически делать перед собой круговые движения, какими привык, стоя на коленях, натирать мастикой паркет.

– Всё! Замолчали!.. – с трудом уняв разгулявшиеся руки, обратился он к группе бывшей творческой интеллигенции. – Вы мне ничего здесь не читали, а я ничего не слышал! Мне говорили, что вы закоренелые преступники и мошенники, теперь верю. Всех на десять дней в карцер!

Эту историю Сеймур слышал в разных вариантах, но автором неизменно назывался Гуслинский.

В его памяти навсегда остался пасмурный декабрьский день 1953 года. На лесоповале Сеймур работал рядом с Гуслинским. К ним подошел бригадир, выключил пилу и в наступившей тишине сообщил, что в Москве расстрелян агент империализма Лаврентий Павлович Берия.

– Умер Лаврушка, ну и хрен с ним! – Гуслинский обратился ко всем, кто был рядом. – Вы хоть поняли, что это означает?! С этой минуты всем нам – свобода, равенство, братство!

Все слушали его молча, с застывшими лицами. Отозвался только бригадир.

– Помолчал бы, Борисыч, – сказал он, – хоть бы людей пожалел. Работаем, ребята!

Но возбужденный Гуслинский не унимался.

– С горем вас! – обратился он к подошедшему офицеру конвоя. – С всенародным горем вас, начальник!

В Тайшетлаге Гуслинский давно ходил в отпетых, поэтому выходок его начальство старалось не замечать, но сегодня что-то в словах конвойного его задело.

– Человека похоронить не успели, а шпана радуется, – презрительно сказал тот.

– Какая же радость? Горюю и скорблю в ожидании перемен.

– У брехливой собаки век недолог, весной тебя похороним, вот тебе и будет перемена. Других перемен не жди.

– Ошибочка ваша, начальник! Не о себе я. Перемены у вас ожидаются. Скоро погонят вас в Симферополь, американскому слону яйца качать. Слона жалко, вы и его покалечите.

– Слона будешь в карцере жалеть. Посидишь неделю, дальше видно будет, – распорядился конвойный.

И как только заключенные вернулись в лагерь, Гуслинского без ужина отправили в карцер.

Из карцера бывшего гвардии майора вынесли на руках, сам он передвигаться не мог. Первое, что спросили у него вечером сокамерники, почему в Симферополь, где слоны не водятся?

Тот же Гуслинский поделился с Сеймуром своим опытом общения с тайными осведомителями.

– С виду его не раскусишь, – объяснял он, – с виду он нормальный зэк. Сексот животное опасное, причем очень хитрое. Но определить, что он сексот, все-таки можно – по глазам. У самого хитрого сексота глаза сразу же начинают бегать, стоит внезапно заглянуть в них. Вот так, – майор показал, как следует внезапно заглядывать в глаза стукачу. – А у некоторых при разговоре начинает подрагивать средний палец правой руки. Ты присматривайся.

Судя по тому, как часто Гуслинский из-за доносов попадал в карцер, знание повадок сексотов если ему самому и помогало, то очень редко. Но его описание сексотов Сеймур невольно вспомнил, перед тем как встретиться с общественным представителем органов безопасности Ахлиманом Фаталиевым. Тот ждал в его совхозной лаборатории на втором этаже. Фаталиеву на вид можно было дать лет под шестьдесят. Глаза его по сторонам не бегали, взгляд у него был прямой и открытый, и смотрел он на Сеймура вполне доброжелательно. Своими манерами и умением излагать мысли он произвел на Сеймура впечатление умного, интеллигентного человека. При дальнейшем общении это впечатление подтвердилось. В просторной светлой лаборатории кроме них двоих находились еще несколько лаборанток в белых халатах, которые время от времени украдкой с любопытством поглядывали на Сеймура. Фаталиев сказал, что все они выпускницы биофака Бакинского университета и он возлагает на них большие надежды, связанные с распространением в республике культуры шафрана. Его очень удивило, когда Фаталиев при них представился ему как общественный уполномоченный от госбезопасности. Так и объявил об этом, не понижая голоса, и добавил, что если Сеймуру захочется сообщить что-то представляющее интерес для органов, тот может к нему обращаться.

После получасовой беседы Сеймур вышел в коридор и здесь столкнулся с одной из лаборанток, которую несколько минут назад впервые увидел в кабинете. Она привлекала внимание стройной фигурой в белом накрахмаленном халате, слегка курносым носом и свежими розовыми губами. Окинув Сеймура долгим выразительным взглядом, девушка прошла мимо, а перед тем как войти в кабинет, обернулась и улыбнулась. Сеймуру показалось, что эта встреча была неслучайной, подумал он об этом мельком и, спустившись по лестнице, постарался эту мысль несомненно бесполезного свойства выкинуть из памяти.

На выходные дни закуток запирали, и Сеймура усадили за отведенным ему отдельным столиком в общем зале. В эти дни немногочисленные посетители, в основном это были механизаторы, могли за отдельную плату заказать порционные блюда и напитки. Сегодня меню предлагало посетителям долму с начинкой из говядины. В первое же посещение воскресной столовой между Сеймуром и посетителями встала невидимая стена, которая возникала, где бы он ни появился. И Сеймур уже к ней привык, поэтому не сразу понял, что один из посетителей обращается к нему.

– Извините, – сказал тот, – я хочу у вас спросить. Мне сказали, что вы Сеймур Рафибейли, внук Шахлар-бека. Это правда? – Человек держал в руках бокал, широко улыбался и по всему было видно, что он пребывает в приподнятом настроении.

– Да, – сказал Сеймур, – покойный Шахлар-бек мой дед.

– Я вот сейчас сижу здесь и думаю, как интересно все получается. Ему одному принадлежал весь Амбуран, вся эта земля и этот дом… Всё принадлежало ему. И еще рассказывают, что он любил шампанское. Каждый вечер бек сидел здесь на первом этаже и пил шампанское.