Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном - Элизабет Мид-Смит

Конечно, я и сама собиралась прежде всего заехать на почту; ничто не могло бы вынудить меня хоть на минуту отложить отправку драгоценного письма. Но мне было обидно, что Джулия пристает ко мне со своими замечаниями.

Едва мы остановились у почты, как Адель выскочила из шарабана.

– Давайте мне ваше письмо, – сказала она, – я опущу его в ящик. – С этими словами она выхватила письмо из моего кармана и, многозначительно осмотрев и прощупав его, опустила в щель почтового ящика. Она переглянулась с сестрой, и они вместе посмотрели на меня. Вероятно, они ожидали, что я скажу им хоть что-нибудь, хотя бы одно слово благодарности за услугу, но я молчала, упрямо отвернувшись от них. Джулия и Адель наверняка были возмущены моим поведением, но тоже промолчали.

Во время чая, который был устроен на лугу на месте, назначенном для пикника, сестры-американки начали бесцеремонно командовать мной, чего они раньше никогда себе не позволяли. Джулия заявила, что будет разливать чай, хотя обычно это делала я.

Я задыхалась от злости, но поневоле была вынуждена уступить.

– Ничего-ничего, Мэгги, – приговаривала она покровительственным тоном, – не унывайте! Все перемелется – мука будет…

Когда мы закончили чаепитие, уложили вещи в корзинку и затушили костер, Веда спросила, как мы проведем вечер.

– Я предлагаю следующее, – сказала Джулия, – мы с Мэгги вдвоем побродим тут поблизости в роще, а вы – Адель, Веда и Люси – пойдете собирать цветы.

– А Маргарет согласна на это? – спросила Веда. – Может быть, она предпочла бы пойти вместе со всеми нами? Зачем нам разделяться?

Веда смотрела на меня своими добрыми, задумчивыми глазами. Она была настолько проницательна, что, конечно, заметила, как оскорбляла меня бесцеремонность американок. Ах, если бы я могла броситься ей на шею и сказать: «Да, да, я охотно пойду с вами!» Но Джулия не спускала с меня глаз, и я молча стояла на месте.

– Кажется, Маргарет предпочитает пойти со мной, – сказала она и, подхватив корзинку для сбора полевых цветов, взяла меня под руку и увлекла за собой в рощу.

Мы не прошли и двадцати шагов, как Джулия остановилась и пристально посмотрела на меня.

– Ну-с, – спросила она, – что вы теперь мне скажете?

– Я просто ненавижу вас, вот что! – вскричала я. На глазах у меня выступили слезы, я с трудом выговаривала слова.

– Да, это заметно, – сказала Джулия спокойным, даже несколько презрительным тоном. – Однако помочь вашей беде трудно, и вам придется примириться с фактом, что мы стали вам поперек дороги. Ненавистью и гордостью вы ничего не добьетесь. Мы с Аделью решили заставить вас относиться к нам хоть сколь-нибудь дружелюбно, и мы это сделаем, не сомневайтесь.

Потом, многозначительно взглянув на меня, она прибавила:

– Разве вам нечего больше сказать мне?

– Нет, – ответила я. – Только предупреждаю вас, что я ни за что на свете не буду…

Я не смогла договорить, только гневно топнула ногой.

– Понимаю, вы все-таки не хотите дружить с нами, – закончила за меня Джулия.

Потом, сменив тон на более мягкий, она продолжала:

– Напрасно вы так упрямитесь, Маргарет. Я ожидала, что вы скажете мне совсем другие слова, и специально предоставила вам удобный случай.

Я сделала над собой усилие и уже готова была сказать ей: «Благодарю вас за то, что вы выручили меня», но язык не повиновался мне…

– Я очень ценю ваше доброе намерение, – иронично сказала Джулия с обидным для меня смешком, – и очень сожалею о том, что вы потеряли способность владеть языком. Но знайте, что теперь вы уже не свободны, что на вас наброшена цепь, с виду легкая, но очень крепкая. Придется вам склонить вашу гордую головку; отныне вы должны будете идти туда, куда я или Адель захотим вас повести. Ну, а теперь примемся за дело – давайте собирать цветы.

И с этими словами она громко запела. У нее был очень чистый голос и хороший слух; весело подпрыгивая, она принялась бегать по роще, а я шла следом за ней, чувствуя себя совершенно несчастной и в высшей степени недовольной собой.

С этого времени я действительно очутилась в своего рода рабстве у Адели и Джулии Спаркс. Веда и Люси поражались произошедшей во мне перемене.

Люси часто допытывалась у меня, что за тайна связывает меня с американками, но я обычно останавливала ее словами:

– Пожалуйста, оставьте меня в покое! Все вы только мучите меня и следите за каждым моим шагом.

Мое положение день ото дня становилось все более невыносимым. Меня утешала только надежда, что когда я верну Джулии эти злополучные два соверена, то избавлюсь от кабалы, в которой очутилась. «Я дам ей деньги, – думала я, – и только тогда поблагодарю ее, но в то же время дам ей понять, что ее власти надо мной пришел конец». Но меня все-таки мучила мысль, что даже отдав ей деньги, я не смогу полностью освободиться. Ведь ей было известно, что я унизилась до того, что, как выразилась Джулия, «шпионила» в беседке. И это сделала я, Маргарет Гильярд, дочь всеми уважаемых родителей! Правда, Джулия обещала не выдавать меня, но вряд ли она удержится от этого, особенно если я буду сторониться ее. Я терзалась и не знала, что мне предпринять; во всяком случае, я понимала одно: для меня будет большим облегчением, если я смогу вернуть ей эти ненавистные деньги.

От Джека я получила краткое извещение о получении письма с деньгами:

«Дорогая Мэгги. Дело уладилось. Конечно, лучше поздно, чем никогда, но почему же ты не послала деньги с первой же почтой, как я тебя просил? Впрочем, прощаю тебе эту оплошность, так как я все-таки выпутался из беды. Но ты могла бы посадить меня на мель своей проволочкой. Я всегда говорю, что девчонки – ненадежный народ, это всем известно. Любящий тебя брат Джек».

Это письмо было слабым утешением для меня, но все-таки я была рада, что смогла помочь Джеку.

Наконец прошла неделя, и Ферфакс уже должен был приготовить два фунта, как он мне обещал.

Ранним утром назначенного им дня я направилась к дому Ферфакса за обещанными деньгами. Мне не пришлось идти далеко, так как в скором времени я встретилась с ним в лесу. Но, увы! Он сообщил мне невеселую новость: его часы не были проданы, и он по-прежнему не в состоянии заплатить свой долг. Оказалось, что его жена и слышать не хотела о продаже часов, и Ферфаксу осталось только одно: выплачивать мне деньги по частям.

Что я могла возразить на это? Просить, умолять Ферфакса было совершенно бесполезно. А между тем уже приближался срок возвращения Джека домой на каникулы. Я с нетерпением ждала приезда брата, хотя в то же время и страшилась этого дня. Меня мучила мысль, что эти ненавистные американки, покорившие сердца моих родителей, похитят у меня и сердце любимого брата! К тому же я опасалась, вдруг он узнает, может быть даже от самой Джулии, что я послала ему не его собственные соверены. Тогда всплывет вся история с Ферфаксом, которую я пока еще надеялась как-нибудь скрыть от него, чтобы он не смог упрекнуть меня в нарушении моего обещания.