Отцы наши - Ребекка Уэйт

же умным, как Хизер (хотя она никому бы не позволила называть себя умной), много читал и задавал вопросы. Они слышали от Джилл за несколько лет до ее смерти, что Томми поступил в университет, но Малькольм уже не помнил в какой именно. Где-то на севере Англии. В Манчестере, может быть, или в Дареме. Они с Хизер послали ему поздравительную открытку, однако ответа не получили (да и не ждали). Малькольм не знал, какой предмет изучал Томми, не знал даже, закончил тот университет или нет.

Он еще некоторое время наблюдал за Томми, но не мог придумать, как начать разговор.

— Я теперь не очень много читаю, — сказал Томми, вероятно почувствовав на себе взгляд.

— Нет?

— Раньше — да. Как-то утратил привычку.

— Наверное, там, в Лондоне, жизнь быстро движется? — спросил Малькольм: ему было трудно это представить.

— По-разному, — ответил Томми, но разговора не поддержал.

Малькольм вернулся к чтению, но тут Томми произнес:

— Давай я сегодня приготовлю ужин? — Он смотрел на Малькольма почти застенчиво. Вот тебе и цветная капуста с сыром, вздохнул Малькольм. Неужели она настолько не удалась? Но Томми пояснил: — Чтобы дать тебе передышку.

— Это несложно, — начал было возражать Малькольм. — На двоих готовить не труднее, чем на одного. — Потом он вспомнил, как мучительно вежлив Томми, и подумал, что, возможно, племянник будет чувствовать себя не так неловко, если приготовит ужин, так что он согласился: — Конечно, если хочешь. Очень мило с твоей стороны.

— Ты любишь омлет?

— Ну.

— Здорово, — сказал Томми, кивнув сам себе. — Договорились.

Он вернулся к чтению.

Томми приготовил вкусный омлет с сыром. Малькольм старался есть помедленнее, чтобы показать племяннику, что ему понравилось, а потом обнаружил, что Томми заглотил свою порцию за полминуты. В некотором отношении он не изменился. Неожиданно Малькольм живо вспомнил, как Катрина наклонялась к Томми, ерошила его волосы и говорила: «Никто у тебя не отнимает, сынок».

Они закончили есть, но из-за стола не вставали. Малькольм не понимал, хочет ли Томми поговорить или просто не знает, что делать дальше, как и он сам.

Когда Томми в конце концов открыл рот, он сказал нечто неожиданное:

— Омлет меня научил готовить отец.

Малькольм предусмотрительно не стал на это никак реагировать.

— Правда?

— Да, — продолжал Томми, тем же обычным отстраненным тоном. — Единственное, что он научил меня готовить.

— Насколько я помню, он никогда не интересовался готовкой. — Считал это женским делом. Но ведь и сам Малькольм так думал многие годы. Только в последнее время он стал осознавать, насколько старомоден. Как и Хизер в некотором отношении.

— Нет, — отозвался Томми. — Он никогда не готовил. Ни за что. Но он говорил, что мама не умеет делать приличный омлет. Он этим очень гордился. Обязательно хотел научить меня и Никки. Почему-то через столько лет я это помню.

— Неплохое умение, — сказал Малькольм, выбрав самую уклончивую реплику, которую только мог придумать.

— Но позже мне пришло в голову, — продолжал Томми, — как это странно, что взрослый мужчина гордится умением делать омлет. Я имею в виду, может, ему просто больше нечем было гордиться?

— Мне кажется, он много чем гордился, — возразил Малькольм.

Томми кивнул и не ответил. А спустя время зевнул и сказал:

— Наверное, скоро пойду спать. Может, еще немного почитаю. Который час?

Малькольм посмотрел на часы:

— Еще только начало девятого.

— Так рано? Господи!

— Вечера здесь могут быть долгими.

Томми, похоже, не совсем правильно это понял, отчего градус неловкости снова возрос.

— Ты знаешь, ты еще успеваешь пойти в бар. Я не возражаю. Пожалуйста, не надо оставаться только из-за меня.

— Нет, я… — Удивительно, подумал Малькольм, как я стараюсь, чтобы Томми не стеснялся, и как я сам стесняюсь. — Я никуда не хочу идти. Я просто хотел сказать, что тут может быть скучно, если ты к этому не привык. Не привык к такой тихой жизни.

— Наверное, я как раз и хочу тихой жизни.

— Что ж, — ответил Малькольм. — Тогда ты приехал, куда нужно. — И даже это замечание, как будто совершенно невинное, вплотную приближалось к чему-то опасному, затрагивало те мотивы, по которым Томми оказался здесь и которые по-прежнему оставались загадкой для Малькольма. Самый простой разговор с племянником утыкан ловушками.

— Надо полагать, — сказал Томми, вставая. — Ладно. Спокойной ночи.

«Может быть, Томми просто хотел устроить себе каникулы? — предположил Малькольм, когда племянник вышел из комнаты. — Может, он просто приехал отдохнуть на пару дней и больше ничего?»

Лежа в постели, Малькольм думал о своих друзьях, собравшихся в баре, и о том, обсуждают ли они его с Томми. Разумеется, обсуждают. Или, может, они не говорят о нем самом — из дружеских чувств они бы постарались этого не делать по мере возможности, — но он знал, что, скорее всего, они опять вернулись к старой нерешенной проблеме Джона. Все ломали над ней голову тогда, и теперь снова ломают. С этим ничего не поделаешь.

Малькольм вспомнил, как часто Хизер повторяла один и тот же вопрос: «Почему он это сделал?» Она горько винила себя в том, что не заметила никаких тревожных сигналов, как будто бы она несла ответственность за Джона, хотя они даже не были родственниками. Ведь не она выросла с ним в одном доме.

Другие тоже задавали Малькольму этот вопрос, в тот или иной период, как будто он обладал каким-то тайным знанием, как будто он был в этом как-то замешан. Нет, никто его не обвинял, он знал это, никто его не винил. Но за ним наблюдали, и он это чувствовал. Они тихо кружили вокруг него, дожидаясь момента, когда он решит поделиться своим знанием. Почему Джон это сделал? Все любили Джона. Малькольм обязан был им сказать, почему он это сделал. Он сошел с ума?

«Он их любил, — говорила Хизер. — Мы все это видели. Он обожал и Катрину, и детей».

«Дело в том, — сказал Дейви Малькольму на похоронах Джона (его хоронили отдельно от остальных; пришло много народу из уважения к Малькольму, хотя лично он бы предпочел, чтобы никто не пришел), — что это не был какой-то чужак. Это Джон. Он здесь родился. Он был одним из нас».

Малькольм прекрасно понял, что это была просто неуклюжая попытка проявить заботу. Дейви хотел разделить Джона на всех, чтобы немного облегчить бремя Малькольма.

Что творилось в голове у Джона? — все бы хотели это узнать. Многие ухватились за то, что у него были финансовые трудности, как будто это все объясняло. Он наделал долгов в десять тысяч фунтов по кредитной карте: покупал красивые костюмы,