Имя мне - Легион - Роджер Желязны

Румоко-Из-Адских-Глубин дымился и рос, точно голливудскоечудовище, выползшее из научно-фантастического фильма. По прогнозам черезнесколько месяцев пламя там потухнет. Затем начнется появление слоя почвы,перелетные птицы станут останавливаться там на отдых, а может, и совьют тамгнезда и удобрят почву пометом. Мутировавшие багровые мангровые зарослипоявятся там, соединив море и землю. Заведутся насекомые. И однажды, согласнотеории, остров станет обитаемым. А позже он станет первым звеном в цепиобитаемых островов.

Двусмысленное решение демографической проблемы, скажете вы:творить новую землю для расселения людей и убивать при этом массу обитателейподводных городов.

Да, землетрясение разрушило купол Нового Салема. Многие погибли.

И несмотря на это, следующим летом намечено рождениедвойника Румоко.

Население Балтимора-2 было обеспокоено, но расследование,проведенное Конгрессом, показало, что вина полностью ложится на конструкторовНового Салема, которые не предусмотрели подобных превратностей судьбы. Судыпривлекли к ответственности нескольких подрядчиков, и двое из них потеряликонтракты, несмотря на свои связи, так что им пришлось подыскивать заказы вдругом месте.

Это немало, но недостаточно, и я до сих пор сожалею о том,что сунул того парня под душ. Он жив и здоров, этот парень Нового Салема, но язнаю, что ему уже никогда не стать прежним.

В следующий раз при строительстве острова будут принятыбольшие предосторожности — что бы это ни значило. Но я не верю, что они будутдостаточными — я знаю им цену. С тех пор я никогда никому не верю.

Если погибнет и другой город-пузырь, как погиб твой, Ева, яполагаю, работы по проекту замедлятся. Но я не верю, что проект будет отвергнутнавсегда. Думаю, они найдут другую оговорку, и тогда состоится третья попытка.

Пока мы не сможем творить такие вещи без последствий, яполагаю, что вряд ли решение наших демографических проблем может лежать всотворении новой суши. Нет!

Экспромтом я могу сказать, что раз уж мы на сегодняконтролируем все, то могли бы контролировать и рост населения. Я даже готоврасстаться со своей персоной — со многими, можно сказать, персонами — ипроголосую за это, если дело дойдет до референдума. И я утверждаю, чтогородов-пузырей должно быть больше, а ассигнования на изучение внешнегопространства нужно увеличить. И никаких больше Румоко.

Несмотря на прошлые оговорки, я выбираю свободу. Вэлшникогда не узнает об этом. Надеюсь, никто не узнает. Я не альтруист, но у менятакое чувство, что я в огромном долгу перед тем народом, кровь которогопролилась по моей вине. Кроме того, я однажды был их гостем…

Используя преимущества своего несуществования, я задумалдиверсию, которая будет исполнена настолько хорошо, что станет последней.

Как?

Я увидел, что тот вулкан очень похож на Кракатау. Врезультате последних событий в Центре появилось очень много данных о магме — и,естественно, я располагал этими сведениями.

Когда станет рождаться очередной ребеночек, я сумею сделатьтак, что в результате сейсмический баланс будет нарушен настолько основательно,как этого еще не бывало на памяти людей. Это, пожалуй, сделать не слишкомсложно.

Возможно, в результате этого я убью тысячи людей — навернякабудут жертвы. Тем не менее, Румоко, разрушив Новый Салем, отправил на тот светтак много народу, что, я думаю, Румоко-2 отправит еще больше. И я надеюсь, чтонаверху после этого окажется достаточно свободного места. Добавим еще и то,какие слушки побегут — я сам подтолкну их. И так и сделаю.

По крайней мере, я смахну с суши так много людей, как смогу.

Они получат великолепные результаты, те, кто составляютпланы — они получат Эверест в Центре Атлантики и несколько треснувших подводныхкуполов. Отшутитесь — и вы хороший человек.

Я наживил удочку и закинул ее. Билл отхлебнул апельсиновогосока, я же затянулся сигаретой.

— Ты сейчас инженер-консультант? — спросил он.

— Ага.

— Отдыхаешь?

— Нет, работаю — в уме. Обдумываю один хитрый фокус.

— Справишься?

— Да.

— Иногда мне хочется быть таким, как ты — самому себехозяином.

— Нет. Овчинка выделки не стоит.

Я вглядывался над темными водами, могущими нести чудеса.Утреннее солнце лизало волны, и решение мое было твердым. Ветер дул теплый иприятный. Небо становилось прекрасным. Я мог судить об этом по разрывам впелене туч.

— Это звучит интересно. Разрушительная работа, говоришь?

И я, Иуда Искариот, оглянулся на свой путь и сказал:

— Передай наживку, пожалуйста. Похоже, что-то клюет.

— У меня тоже. Погоди минутку.

День, словно куча серебряных долларов, посыпался на палубу.

Я вытянул добычу, оглушил и осторожно взял ее.

Я сказал себе, что я не существую. Я надеялся, что этоправда, даже тогда, когда чувствовал, что это не так. И мне снова мерещилосьлицо старика Колгейта под тогдашней белой кепчонкой.

ЕВА, ЕВА…

ПРОСТИ МЕНЯ, МОЯ ЕВА… Я ХОТЕЛ БЫ ПОЧУВСТВОВАТЬ ТВОЮ РУКУ НАСВОЕМ ЛБУ.

День почти что серебряный. Волны этим утром синие и зеленыеи — о, боже! — как очарователен свет!

— Вот наживка.

— Спасибо.

Я взял ее. Нас медленно сносило течением.

В конце концов, все мы смертны, — решил я. Но от этого мнелегче не стало.

Следующая открытка будет, как обычно, на Рождество, Дон,только годом позже.

Не спрашивай меня, почему.

После того, как все разошлись, выслушав рассказ опроисшедшем, а остатки останков убрали — еще долго после этого, пока тянуласьночь, поздняя, чистая, с множеством ярких звезд, двоившихся и мерцавших впрохладных водах Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленькомзаднем дворике за моим жилищем, потягивал пиво из жестянки и следил за тем, какзаходят звезды.

Чувства мои были в неприятном смятении, и я еще не совсемчетко представлял себе, что же делать дальше.