Останний день - Андрей Александрович Васильев

все это не помешало мне отыскать на земле коротенький гребешок с семью длинными зубцами и простенькое колечко.

— Камень мой верни на место, — отсмеявшись, велела мне Аглая. — Поставь так, как раньше, ясно?

— Сейчас сделаю. — Кивнул я.

— И больше сюда не приходи. — Призрак засиял куда ярче, чем раньше. — В другой раз целым не уйдешь, ясно? Марфе передай: это все, что она получит, ни книги, ни ножа ей не видать, кого бы ни прислала.

— Передам, — послушно повторил я. — Нет проблем. Только вот…

— Что? — немного раздраженно уточнил призрак.

— Если Марфа надумает сдать обратно полученное сегодня, я могу сюда наведаться? Ну, мало ли. Она в самом деле женщина умная, вдруг осознает, что совершила ошибку?

— Тогда приходи, — поразмыслив пару секунд, произнесла Аглая. — Дозволяю. А теперь тащи камень. И присыпь его землей хорошенько!

На этот раз я не ворчал на тяжесть булыжника, мне хотелось поскорее завершить работу и свалить с этой поляны куда подальше. Я понимал, что мне сегодня очень повезло, поскольку я столкнулся с чем-то совершенно мне до того неизвестным, но при этом смертельно опасным. Впрочем, некоторая гордость внутри тоже имелась. Почему? Потому что столкнулся, выжил и даже все, что нужно, получил. Как ни крути — победа.

Я установил камень, потоптал ногами землю, насыпанную вокруг него, а после, подумав, отвесил поясной поклон, добавив:

— Спасибо тебе, Аглая, за разговор, подарок да совет.

И в этот самый момент из-под камня высунулась призрачная рука, которую я, пожалуй, ни с какой другой уже не спутаю. Высунулась, удлинилась невероятно, а после впечатала мне прямиком в лоб невозможно холодную ладонь.

Глава пятая

Не знаю, что в ушах отдавалось дольше — звон от удара или же пронзительно-ехидный смех мертвячки.

— Не пугайся, Хранитель кладов, — услышал я ее голос, когда поднялся на ноги. — Клянусь Луной, что тебе от моего прощального тумака вреда не будет, поскольку между нами вражды нет. Ну, разве ума чуть добавится, так это только на пользу, разве не так? Просто восхотелось мне Марфуте поклон передать.

— Можно было бы и на словах, — пробормотал я, отходя к елкам. — Зачем сразу в лоб-то?

— Слова — только слова, — пояснила Аглая. — Они — что птица: вспорхнули в небо — и нет их. А я все же послание шлю любимой сестрице, которую сто лет не видела. Тут с почтением надо, с вежеством, с памятью долгой, обоюдной.

Мне было что сказать этой даме, но я решил от комментариев воздержаться. Кто их, мертвых, знает? Сейчас, если верить ее словам, между нами вражды нет, и это очень хорошо. Но кто знает, как повернется дело, если она на меня зуб затаит? Не ровен час, сниться повадится или, того хуже, по ночам на мой балкон таскаться, а после в окно костяшками пальцев стучать. Да это еще ладно, а что если начнет по квартире мыкаться? Хотя нет, последнее вряд ли возможно, если бы она с этой поляны уходить могла, то давно бы Марфу Петровну придушила.

Только все равно с мертвыми лучше не спорить, это я давно понял. Тем более Аглая Луной поклялась, что вреда от ее тычка мне не ждать. Думаю, такими клятвами даже в посмертии не разбрасываются. Ну а проблемы Марфы Петровны меня не сильно волнуют. Она желала получить гребень и кольцо? Она их получит, я свое слово сдержу. Что же до довеска, так он ей достанется в комплекте с желаемым, и моей вины в том нет.

— А в молодости она куда как хороша была, — сообщил мне лесовик, когда я вернулся обратно в еловые посадки. — Не девка, а загляденье. Теперь же даже меня жуть берет, когда ее вижу.

— Ну да, — согласился с ним я и потер лоб. — Наверное.

— Так что, Хранитель, может, заодно все же и последний клад проведаешь? — вкрадчиво поинтересовался лесовик. — А? Где две, там и три? Одним махом, дружно, как встарь водилось?

— Дядя Фрол, я бы и рад, да сил совсем не осталось. — Мне даже не пришлось врать, поскольку меня и в самом деле ноги уже почти не держали. — Вымотался нынче до упора, а ваш третий клад, насколько я понял, не из простых, так как на крови заложен. С ним легко не договоришься, он сопротивляться станет, а у меня руки-ноги еле двигаются, особенно после перетаскивания того булыжника.

— Да оно понятно, — посопел лесной хозяин. — Просто опостылел мне этот поганец, больно много стал свинячить в моем лесу. А власти над ним нет. Он же даже не мертвяк, понимаешь? Руки у меня коротки, вот какая докука.

— Пара-тройка дней — и изживем вашего квартиранта, — пообещал я. — Край — конец этой недели. Слово Хранителя.

— Ну, столько подожду, — обрадовался лесовик. — Ну вот, парень, мы как раз и дошли до опушки. Вон твоя повозка стоит, огнями светит, мотыльков гоняет.

И верно — через мгновение я увидел «гелендваген», в котором сидела Марфа, Ваську, курящую рядом с ним, и изрядно поредевшие огни поселка, раскинувшегося поодаль. Ночь вступила в свои права, люди легли спать, и только я, несчастный, мотался по лесам.

— Держи-ка. — Фрол Евграфович сунул мне в руки лукошко, из которого пряно пахнуло свежесорванными грибами. — Со сметанкой поджарь да с лучком, грибы в таком виде ох и скусны!

— Или с картошечкой. — Сглотнул слюну я. После слов лесовика мне еще и есть захотелось адски, поскольку пообедать я пообедал, а вот с ужином не сложилось. — Спасибо тебе, дядя Фрол. И до скорой встречи. Жди, я на этой неделе непременно приеду, если жив буду.

— Вот же дурень! — Теперь уже его ладонь влепилась мне в лоб. Что за ночь такая? Все меня ударить норовят. — Не буди лихо, пока оно тихо!

Шорох травы — и лесовика след простыл. Я отвесил поклон кустам, находящимся передо мной, еще раз поблагодарил радушного и добросердечного хозяина этого леса да и пошел к машине.

— Живой! — звонко произнесла Васька, заприметив меня, и ловко выпустила колечко дыма. — Но я верила в тебя, Валера, ты даже не сомневайся. Кое-кто из наших тебя тюфяком считает, но не я. Чего надо добыл?

— Дай зыбануть разок. — Я вынул у нее из пальцев сигарету и затянулся ей. — Уф, хорошо. Продрог совсем.

— Так ночь на дворе, осень на носу, лес — вон он. — Кивнула Васька. — Чего ты хотел?

— Чего хотел? Дома оказаться, — ответил я, — в своей постели. Там тепло и хорошо.

— Принес? — Марфа, несомненно, сразу приметившая меня, не выдержала и вылезла из машины. —