Свет мой зеркальце, скажи… - Екатерина Риз

— Вот гад! — в сердцах выдохнула я, но слышать меня никто не мог. Это разозлило, я побежала на кухню, прижалась носом к окну, и увидела Романа. Он как раз вышел из подъезда и твёрдым шагом направился к тёмному внедорожнику. Конечно, он и не подумал посмотреть наверх.

Тиран. Снова меня запер. Это надо же…

Ну, Ладка, ну, сестрёнка. Выдала меня замуж вот за этого тирана с господскими замашками.

Который теперь считает себя в праве запирать меня в чужой квартире и отдавать приказы. Но Лада… впору за голову схватиться.

Мне не хотелось заниматься его вещами. Я некоторое время смотрела на три большие сумки, набитые под завязку, потом представила лицо Романа Евгеньевича, когда он поймёт, что я и не подумала исполнить его наставление (или приказ?), и решила хотя бы видимость создать.

Открыла одну из сумок, достала ворох его вещей, которые, кстати, были свалены кое-как и изрядно помялись, и определила всё это на постель. Потом открыла другую сумку, в ней одежды не было, какие-то журналы, папки, несколько коробок с наручными часами, я их с интересом разглядывала. А на самом дне обнаружился альбом с фотографиями в мягкой обложке с цветочками и белыми голубями. Я в некотором страхе открыла первую страницу и очень долго смотрела на первую фотографию. Конечно, снимок был постановочным, молодожёны сидели в правильных позах, старательно улыбались, держались за руки, а за их спинами — златоглавый собор и голуби в небе. Я долго присматривалась: фотошоп или нет, так и не поняла. Потом уже к молодым принялась присматриваться. Лада сияла, в шикарном платье, в горжетке из белой норки, с фантастическим букетом из белых пионов в руках. И это в апреле месяце! Роман Евгеньевич выглядел серьёзным, улыбкой не сиял, но по взгляду было понятно, что доволен. Обнимал молодую жену за талию и выглядел претенциозно в строгом костюме с красным галстуком. В петлице красная роза. Роман Евгеньевич высился за спиной Лады, как скала. Твёрдый взгляд, каменный подбородок, широкий лоб. И ладонь Лады попросту тонула в его ладони.

Я, наконец, моргнула, сбрасывая оцепенение, напомнила себе, что это не я на фотографии, и страницу перевернула. Ещё с десяток подобных фотографий, Лада позировала, как могла, улыбалась, меняла позы, а Роман Евгеньевич стоял, как стена, с одинаковым выражением на лице. Оживился только на фотографиях с банкета. Гостей на самом деле было много, ресторан красивый, столы ломились от закусок и выпивки, я каждый снимок с любопытством изучала.

Люди веселились, танцевали, молодые целовались, и Роман даже улыбался. А если камера ловила его взгляд, направленный на мою сестру, становилось жарко, даже мне. Уж не знаю, сколько в этих взглядах было любви, но откровенного желания хоть отбавляй. А Ладка его обманула и бросила. Мне его даже жаль. Совсем чуть-чуть.

Из-за этой жалости я всё-таки разобрала сумки с его вещами, и разложила одежду в полупустом шкафу. Раскладывала и думала: сколько в жизни странностей. И, наверняка, это будет самый странный отпуск в моей жизни.

— Липа, ты где?

После этого дурацкого вопроса от двери, вся жалость, что во мне, возможно, и родилась, растаяла. Я отвечать не стала, готовила ужин, некое подобие итальянской пасты на русский манер из ограниченного выбора продуктов, что нашёлся в холодильнике. Помешивала соус с томатной пастой, и продолжала молчать. Его не было четыре часа. Четыре! Он запер меня и уехал, и, наверняка, даже не беспокоился и угрызениями совести не мучился. Что подтверждал его бодрый голос.

— Липа, чего молчишь?

— Я не собака, голос подавать, — проворчала я, не поворачиваясь от плиты.

Роман Евгеньевич фыркнул уже за моей спиной.

— Подумать только. Ты обиделась?

— Ну что вы? На что, интересно? На то, что вы меня здесь заперли? Не имея на это никаких прав и оснований!

— А ты куда-то собиралась? — Он сунулся мимо меня к кастрюле. Живо поинтересовался: — Чем пахнет?

Я плечом дёрнула, вынуждая его отстраниться.

— Едой.

— Липа не в духе, — почти пропел он. Я обернулась и посмотрела на него. Проговорила с намёком:

— Роман Евгеньевич.

Мы взглядами встретились, и он отступил.

— Ладно, не злись. И, может, ты перестанешь называть меня Евгеньевичем?

— У вас есть другое отчество?

— У меня есть штамп в паспорте, — съязвил он.

— Я здесь не при чём! — возмутилась я.

— Разберёмся. Ужинать будем?

Я зубами скрипнула.

— Через пятнадцать минут.

Он из кухни вышел, а через минуту из комнаты послышался его довольный голос:

— О, ты всё разобрала! Молодец какая.

— Чтоб ты подавился, — проговорила я себе под нос и выключила газ.

— Я попросил разузнать всё о твоей семье, — сказал Роман за ужином. У меня и без того аппетита не было, я лишь водила вилкой в своей тарелке, украдкой наблюдая за тем, как ест мой нежданный супруг. Он ел с аппетитом и не отвлекаясь ни на что, и поэтому я немного удивилась, когда он заговорил. Уже успела погрузиться в свои невесёлые размышления, а тут Роман Евгеньевич ещё, по всей видимости, решил мне поводов для раздумий добавить.

— Зачем? Я и сама могу всё рассказать.

— Правда?

— А что мне скрывать?

— Я не слишком доверяю словам, красавица. Предпочитаю сухие факты. На бумаге.

— На бумаге? Значит, ты доверяешь каким-то непонятным людям, которые эти бумаги для тебя пишут?

— Не всем, но некоторым.

— Это странно.

Роман жевать перестал, посмотрел на меня, после чего снисходительно проговорил:

— Ты ничего в этом не смыслишь.

— Куда уж мне, — пробормотала я, уворачиваясь от его взгляда. После чего с явным намёком поинтересовалась: — Как ужин?

Роман Евгеньевич понимающе усмехнулся.

— Вкусно. Кстати, моя жена готовить умеет. Правда, не любит.

Я губы поджала.

— И ради Бога. Это же твоя жена, сам выбирал.

— Не ехидничай, — попросил он. — Лучше начинай рассказывать.

— Я? Ты же всё завтра узнаешь сам!

— А я сравню. Расскажи мне свою версию.

— Какую версию? — попробовала возмутиться я. — Это моя жизнь.

— Тогда расскажи мне про сестру. Как её?.. Клавдия?

— Шаталова Клавдия Юрьевна, — подтвердила я, а Роман Евгеньевич нахмурился.

— Шаталова? Она не Смирнова?

— Нет, конечно. Это у меня девичья фамилия матери, а Ладу удочерили, со всеми вытекающими.

У неё другая фамилия, другое отчество. И совершенно отличная от моей жизнь.

Я поднялась, чтобы налить себе чай.