Иерусалим правит - Майкл Муркок

Он пожелал нанять меня. Я поблагодарил миссис Корнелиус за ее доброту, но объяснил, что моя судьба связана с завоеванием и использованием сил природы ради блага человечества. Только нужда заставила меня стать актером.

Кажется, ее это немного разочаровало, она выслушала меня с изрядным сомнением, но сказала: шансы всегда есть там, где я хочу ими воспользоваться. У Сьострома был контракт со студией Голдвина на две картины в год, но он также оставался партнером в «Делюкс». Он мог предложить мне множество небольших ролей. Так я сумею заработать немного денег, пока занимаюсь своими изобретениями. Я обещал миссис Корнелиус, что рассмотрю это предложение.

Через пару часов после того, как мы закончили трапезу и темнокожие слуги убрали со стола, вошел «Вольфи» Сьостром. Меня удивили его габариты. Я представлял кого-то более худого и более романтичного. И все же, очевидно, миссис Корнелиус видела в этом огромном скандинаве настоящего героя! Должен сказать, что лично мне он не слишком понравился. На лице Сьострома постоянно выражалось нервическое беспокойство; даже когда он улыбался, создавалось впечатление, что этот человек страдает от расстройства желудка. Он, казалось, старался мне всячески угодить и даже несколько унижался; я заподозрил, что миссис Корнелиус преувеличила мои творческие достижения; это стало очевидно, как только Сьостром начал рассуждать о моих книгах и с благоговением заявил, что однажды американское общество будет готово принять истинный Философский Роман. Конечно, природная искренность побуждала меня сообщить Сьострому, что я вовсе не писатель, а инженер-практик, которому просто требуется небольшая финансовая поддержка, чтобы поразить весь мир. Но, дабы не ставить в неловкое положение миссис Корнелиус, я сохранял молчание, и вскоре Сьостром удалился в другую комнату с моей подругой. Она вернулась одна примерно через десять минут и сунула мне в руку несколько бумажных пакетиков. Так миссис Корнелиус снабдила меня кокаином. Теперь я все понял и поблагодарил ее. Шофер должен был меня отвезти в отель «Голливуд». Миссис Корнелиус собиралась позвонить мне через день-другой, чтобы проверить, как я устроился; но она, очевидно, не понимала, как сильно я переживал за Эсме. Моя подруга без всякого энтузиазма пообещала узнать, где, по крайней мере, можно отыскать Мейлемкаумпфа.

Я в прекрасном настроении возвратился в свой отель, проехав мимо дремавших рощ и садов; всю ночь я разрабатывал новые планы. Утром я собирался посетить своего прежнего домовладельца, чтобы заполучить имущество, которое, по словам миссис Корнелиус, он удержал в счет арендной платы. Потом мне следовало сесть на «красный вагон»[81] до Лонг-Бич и там получить доступ к своему паровому автомобилю. По справедливости «Летун Палленберга» принадлежал мне. Пусть Хевер призывает каких угодно демонов — я верну машину себе, и будь что будет!

Следующим утром я прибыл в доки Лонг-Бич, где располагались наши автомобильные ангары. Вдоль бетонных причалов и гаваней почти в бесконечность тянулись насосы, подъемные краны и нефтяные вышки, похожие на скелеты динозавров; соленый воздух был полон визга и рычания работавших машин, он стал почти непроницаемым от резко пахнувшего сизого дыма, который смешивался с прохладой декабрьской гавани, поднимаясь над водой, такой же синей и ровной, как новая сталь в лучах зимнего калифорнийского солнца. Наши ангары практически не изменились, разве что на щитах теперь появилась новая реклама вместо «Голден стейт инжиниринг». В главном ангаре несколько механиков ремонтировали небольшой гидроплан, поплавки которого, очевидно, ударились о воду под неверным углом. Один из молодых людей в комбинезоне, покрытом множеством пятен, показался мне знакомым. Я вежливо приветствовал его, как только появился в дверях. Именно Вилли Росс, ясноглазый мастер, так много сделал для запуска ЭОП‑I. Он посмотрел в мою сторону, прищурившись от солнечного света, потом узнал меня и улыбнулся. Вилли шагнул вперед, вытер пальцы тряпкой и протянул мне почти чистую руку.

— Мы все думали, что вы умерли или вернулись в Европу, мистер Палленберг. Рад вас видеть. Как дела?

Я кратко рассказал ему, что со мной случилось; он слушал с некоторым сочувствием.

— Но я приехал сюда, чтобы забрать автомобиль. ЭОП-один. Где он теперь, Вилли?

Он неуклюже потер пальцами заднюю часть шеи.

— От него не слишком много осталось, мистер П. Не знаю, что вы там для него делали и что он там думал, но он приехал сюда, наверное, через день после вашего отправления в Нью-Йорк и приказал нам выкатить этот паровик. Прямо туда, на причал. Мы так и сделали. Мы выкатили машину. Тогда он полез в свой автомобиль и достал из багажника сорокафунтовую кувалду, а потом начал колотить по машине. Ну, вы же знаете, он — босс…

Джон Хевер разозлился, словно какой-нибудь полубезумный венский еврей. Казалось, единственная причина, по которой он финансировал проект, заключалась в том, чтобы снискать расположение миссис Корнелиус. Какое презрение я внезапно испытал к этому человеку! Было совершенно ясно, что он не отличался дальновидностью, — но теперь я понял, что ему не хватило мозгов, чтобы оценить мою прозорливость! Я позволил Вилли проводить меня на свалку металлолома, которой пользовались все механические цеха, и там, среди прохудившихся котлов и обломков двигателей, среди разбитых частей всех транспортных средств, когда-либо перемещавшихся по воздуху, морю или суше, — там я нашел жалкие остатки моей великой мечты; я увидел восхитительный автомобиль ЭОП‑1: корпус «бьюика» был покорежен и изувечен, все стекла разбиты. Открыв капот, я обнаружил никчемную груду труб, проводов и котлов. Мой паровой автомобиль нельзя было спасти!

В этот миг ужас уступил место гневу. Что за нелепое безумие! Gevalt! Каким дураком я был, раз доверился эдакой chozzer! Mah nishtana! Me duele aqui. Они вложили кусок металла в мою душу. ¡Estoy el corazon! Так sie raz osiel dasaù![82] Я не мог больше терпеть. Я отошел в сильном расстройстве, дрожа от гнева и разочарования.

— Он отправился в Европу, — сказал мне Вилли. — Нас уволили. Но здесь нетрудно найти работу. Мне нравился ваш автомобиль, мистер П. Все мы полагали, что он покажет хорошие результаты. — Вилли задумался. — Я говорил Бобу, что мы приблизились к чему-то важному.

Какое преуменьшение! Вообразите мое отчаяние! Уже не в первый раз, даже в таком юном возрасте, я сталкивался с горьким разочарованием, с крушением надежд. Неужели такова судьба всех людей, наделенных пророческим даром? Наверное, да. У каждого бывают хорошие годы и дурные годы. 1924‑й, возможно, нельзя назвать одним из лучших в моей жизни.