Душевные омуты - Джеймс Холлис

В связи с серьезной эмоциональной травмой, полученной в детстве, а также из-за ограниченных возможностей при формировании своего окружения мы неизбежно преувеличиваем ценность отношений и недооцениваем одиночество. (Чехов с иронией писал: «Если не хочешь быть одиноким, не женись».) Если мы не ощущаем одиночества, положившись на самих себя, значит, мы его преодолели.

Человек, ощущающий одиночество, испытывает уникальное переживание странствия и вместе с тем осознает свою некую внутреннюю сущность, с которой он может вступать в диалог. Благодаря такому диалогу начинается индивидуационный процесс. Каким трагичным тогда становится отказ от этой возможности личностного роста! Человек может стать личностью, постоянно вступая в такой диалог, постоянно осознавая и исследуя автономию и телеологию своей души. В истории есть множество свидетельств ценности одиночества.

Одна из двух великих универсальных мифологем — мифологема о героическом странствии (другой является Вечное Возвращение, циклическое чередование смерти и возрождения). Это странствие стало культурной парадигмой социального развития. Метафорическая психодинамика этого странствия, включающая в себя три этапа, имеет следующие характерные черты: а) покидание дома, означающее расставание Эго с прежними убеждениями; б) терпеливое перенесение страданий, связанных с расширением сознания; в) достижение нового рубежа, нового прибежища, которое человеку с течением времени тоже придется покинуть.

Эта мифологическая парадигма представляет собой не только модель личностного роста, но и расширенный взгляд на культуру. Так, например, средневековая легенда о Граале напоминает о том, что каждый из нас должен найти свой путь через непроходимый дремучий лес, ибо стыдно идти путем, проложенным кем-то другим. Но для этого у человека должно быть мужество, внутренние ресурсы и отвага, чтобы пойти на риск и выбрать собственный путь.

Норма была тридцатидевятилетней школьной учительницей. В возрасте чуть больше двадцати лет она вышла замуж за очень незрелого мужчину и вскоре с ним развелась. После развода она долго тосковала в одиночестве, ежедневно ощущая глубокую печаль, хотя у нее были десятки знакомств и одна продолжительная связь с другим незрелым мужчиной, длившаяся несколько месяцев. Норма периодически испытывала ненависть то к мужчинам, то к самой себе; то она страстно предавалась любви, то подумывала о самоубийстве и, если не влюблялась, резала себе вены. Ее жизнь напоминала уныло вращающееся стальное колесо, к которому она была привязана злым роком.

Однажды Норма пришла на сессию с опозданием. На щеках женщины был румянец, и вся она трепетала так, что, казалось, ее связь со стальным колесом стала значительно слабее. Она с вызовом сказала, что провела этот день так, что, когда я об этом услышу, «у меня полезут глаза на лоб», — и рассказала мне, что встречалась с одним из самых недоступных для нее мужчин, о котором она даже мечтать не могла. До нее пока не доходило то, что сегодняшний день закончится или завтрашний день начнется с еще более сильного ощущения опустошенности. Любовная жизнь Нормы — а точнее ее сексуальная жизнь — была одержимой и зависимой. Как нам известно, любая зависимость — это сознательный или бессознательный способ избавиться от тревожности. Тянется ли человек к сигарете, алкоголю, наркотику, пище или к другому человеку, эта связь на какое-то время заглушает первичную травму, которую все мы носим в себе. На короткое время одиночество заменяется психологическим слиянием с Другим. На этот период человек как бы возвращается обратно в материнскую утробу, а затем, как сказал Рильке, одиночество возвращается и продолжает течь, как река.

Мать Нормы имела нарциссические нарушения психики: она била свою дочь и говорила ей, что та мешает ей жить. Ее пассивный отец тратил свою жизнь на то, чтобы заработать денег, что-то себе купить и тем самым скрасить свою пустую и унылую жизнь. Норма испытала по-настоящему заботливое и ласковое отношение только со стороны своей няни, которая умерла, когда девочка училась в колледже; смерть этой женщины стала для нее потрясением. Норма часто навещала могилу няни, ее образ не раз появлялся у нее в сновидениях, особенно когда она ощущала себя покинутой и униженной.

Самые ужасные последствия первичной травмы заключаются для нас не в самой травме, а в вызываемых ею расстройствах ощущения человеком своего Я и в возникающем у него бессознательном навязчивом стремлении постоянно воспроизводить в своей жизни отношения, характерные для этой травмы. Переживания Нормой ее отношений с родителями — с матерью, страдавшей такими нарциссическими нарушениями, в результате которых ее интериоризированный образ превратился в черную дыру, поглощающую всю эмоциональную энергию девочки, и с отцом, который был настолько слаб, что совершенно не мог ни позаботиться о своей дочери, ни оградить ее от пагубного влияния своей жены, — по существу, сформировали психологическую структуру ее одиночества. А потому это одиночество Норма воссоздавала снова и снова в течение своей жизни.

Именно такие травматические родительские отношения сформировали личность Нормы. Ее психологические травмы с беспощадной бессознательной внутренней предопределенностью продолжали влиять на ее выбор и тогда, когда она стала взрослой. Одиночество, с которым взрослый человек может как-то научиться справляться, для ребенка становится эмоционально опустошающим. Норма страдала от двойной травмы. С одной стороны, недостаточное внешнее одобрение и поддержка феноменологически интериоризировались как объективное подтверждение ее неполноценности. Такая заниженная самооценка привела к тому, что она выбирала мужчин, которые либо не могли ее поддержать, потому что были женаты или слишком травмированы сами, либо, как ее отец, были слишком слабыми, чтобы постоянно удовлетворять ее потребность в одобрении.

С другой стороны, эмоциональное отвержение в детстве заставило Норму испытывать сильный страх одиночества, который подавлял ее всякий раз, когда она остерегалась вступать в близкие отношения с мужчинами. В такие периоды Норма либо тосковала, употребляла алкоголь, объедалась пищей (а затем очищала желудок) и употребляла антидепрессанты, либо, как в тот день, когда она опоздала на сессию, пускалась в маниакальные сексуальные приключения. Такая зависимость сформировалась у нее в качестве ответной реакции на страх одиночества, ужасный страх, который был ей так хорошо знаком в детстве, даже когда ее родители были совсем рядом, в соседней комнате.

По своей силе переживание отделения от родителей у Нормы превосходило даже переживание родовой травмы и многих других эмоциональных травм, которые получает любой человек в повседневной жизни. Ощущение одиночества никогда не помогало развитию у нее здорового Эго, не позволяло ей выдержать и выстрадать обычные Проблемы и неопределенности, возникающие как внутри, так и вне человеческих отношений. Терапия Нормы заключалась в создании для нее безопасного заботливого окружения и в постепенном осознании ею природы проекции, переноса и навязчивой одержимости. Но под этой тонкой поверхностью постоянно просматривалась глубокая пропасть одиночества.

Как мы отмечали ранее, многие психические расстройства возникают у человека из-за тяжелых эмоциональных травм, полученных в раннем детстве, которые эмоционально опустошают Эго и лишают его возможности устанавливать теплые, близкие отношения. Такие люди могут вступать в брак или иметь множество связей, но у них внутри что-то закрывается так прочно, что они вынуждены либо избегать отношений, либо устанавливать настолько поверхностные отношения, что можно говорить лишь об их имитации. Исцеление таких травм, если оно вообще возможно, происходит в течение тщательного многолетнего исследования разных вариантов отношений человека с окружающими его людьми.