Чужое лицо - Фёдор Быханов

Так и было в действительности.

Потрясения последних дней еще сильнее заострили черты лица мальчишки.

Разглядеть их тем более было сложно еще и потому, что глаза и нос чуть виднелись сквозь белый тюрбан бинтов, толстой шапкой покрывавших голову.

— Травма нешуточная, — прокомментировал важному посетителю состояние больного, лечащий врач. — Но ничего, здоровье пациента уже пошло на поправку.

Чтобы подчеркнуть свое знание обстановки, он не упустил случая прокомментировать довольно непростую ситуацию, сложившуюся с лечением ребенка:

— Так что говорите «спасибо» тому, кто так чудовищно отделал мальчишку. Еще бы чуть-чуть.

Доктор Лерих заведя глаза под потолок больничной палаты, очень наглядно изобразил отлетающую к Богу душу.

— Поблагодарил бы я! — дон Луис криво усмехнулся.

Заодно посмотрел на то, как при этих словах мертвецки посерело лицо, сопровождающего его в клинику, Мануэля Грилана.

Продолжать развивать тему он не стал.

Заявил другое:

— Вы тут постарайтесь, как можно скорее поднять мальца на ноги!

Последнее в этот свой визит напутствие медика он произнес уже в конце встречи.

— Делом докажите, что я не даром вам такие деньги плачу! — напоследок добавил сеньор Касса, покидая клинику.

Ответом ему были, написанные на лицах представителей персонала, почтительность и готовность исполнить любую волю хозяина.

И действительно, проявляя требовательность к специалистам своего медицинского учреждения, дон Луис имел все права попрекать работников этой суперсовременной клиники в том, что они зря едят его хлеб.

Знали все:

— Не так уж много больных попадало в палаты, оснащенные аппаратурой отменного качества.

Именно это, а так же высочайшая квалификация обслуживающего персонала делало чаще всего недоступным вход сюда людям даже среднего достатка.

Однако, убытки, которыми любил пугать своих эскулапов, дон Луис, с лихвой покрывались иной стороной деятельности его детища, в которую был посвящен самый узкий круг особо доверенных.

Только они знали, какую громадную прибыль приносили те люди из команды доктора Лериха, кто здесь под видом лаборантов крупной больницы создавали новые виды наркотических препаратов.

Да ещё делали анализ продукции, что производили подпольные лаборатории на кокаиновых плантациях многочисленных поместий, что бесследно затеряны лишь для полиции.

А на самом деле обитатели каждой асьенды, вполне преуспевали на просторах горной гилеи. Трудясь в поте лица на родине дона Луиса, чтобы насытить наркоманов всего мира запрещёнными препаратами.

Самыми же высокооплачиваемыми сотрудниками, здесь в клинике доктора Лериха, по праву считаются специалисты, кому поручают совершать операции, сама суть которых строго запрещается существующими в стране законом.

Ведь, довольно часто занимаются в клинике подготовкой трансплантантов — любых, необходимых к пересадке, органов человека.

— Как и где их добывали? — тоже посторонним знать не полагается.

К числу лиц, посвященных во все здешние тайны, в первую очередь относился доктор Лерих:

— И все же, к его важной персоне у мафии имеется особый подход.

Больше ценит его сеньор Грасс:

— Не за робость перед собой, как у других, а за глубокие познания в медицине, верную руку хирурга, интуицию и удачливость блестящего невропатолога, а так же химика и генетика.

Потому-то с такой уверенностью дон Луис и полагался сейчас на точное выполнение своего приказа:

— Как можно скорее поднять на ноги столь необычного и важного пациента собственной клиники.

При пробуждении из небытия, так поразившая Алика, внешность доктора Лериха, не могла не навести его на кое-какие аналогии.

— Очень похож на то изображение мыслителя Концифика, что мальчишка видел прежде.

Ведь, коварный и жестокий мыслитель с Сетелены не раз фигурировал на видеоэкране междухода. Так что и в кошмарных снах он, порой, навещал Алика:

— А вот теперь еще и доктор Лерих со своей костлявой горбоносой физиономией и, гладким черепом, каким бывает яйцо страуса, будто являл собой преемственность всех злых сил мироздания.

Ни малейшего намека на доброту никогда не появлялось в его холодных глазах, всегда подернутых пеленой равнодушия. Как ни пытайся, невозможно даже пытаться назвать их цвет. Да и как иначе? Ведь, очень нечасто, появлялось в зрачках нечто человеческое. Среднее значение, между серым и коричневым оттенками. Да и то, лишь тогда, когда перед Лерихом появлялась, заинтересовавшая его, проблема.

В иное время он словно уходил в себя, забывая обо всем на свете.

За то, может быть, и не любили его сокурсники и коллеги во все годы университетского обучения.

И тогда, и потом не обзавелся Лерих друзьями:

— Да и когда это было делать?

Сразу на нескольких факультетах посещал он лекции, что бы, в конце концов, позволить ему, обзавестись едва ли не дюжиной дипломов об окончании университетского курса.

Обернулось такое непостоянство к окончанию высшего учебного заведения еще и раза в три большим числом приглашений от кадровиков известнейших на весь мир фирм и предприятий, чем получили другие выпускники.

Однако, как ни заманчивы были условия, предлагаемые промышленниками, сам доктор Лерих остался верен избранной стезе:

— Искать новое в разнообразии тем.

Однажды, вместо обеспеченного положения руководителя официальных научных разработок где-нибудь в химическом или биологическом концерне, он выбрал роль рядового разработчика в засекреченной лаборатории своего кумира — Альберта Эйнштейна.

Только и в том коллективе, где собрались исключительно избранные, увлеченные коллеги, молодой честолюбивый доктор недолго оставался в тени:

— Очень скоро стал одним из тех немногих, с кем знаменитый ученый работал над дальнейшим развитием его гениальной «Единой теории поля».

После трагической и во многом непонятной, смерти научного руководителя доктор Лерих, к удивлению всех, не стал официально наследовать лидерство в тех направлениях, где прежде имел многие приоритеты.

Он просто исчез.

Чтобы вынырнуть обратно через несколько десятков лет уже в качестве главного ученого «Грузовых перевозок Грасса».

Поговаривают сведущие люди:

— Служил по военному ведомству.

Но так ли это было или нет, мог поведать любопытным лишь дон Луис, знавший досконально всю подноготную незаурядного учёного и, буквально, осыпавший любимчика деньгами.

Однако сегодня и он имел все основания хмуриться.