Хроники времен Сервантеса - Владимир Фромер

Есть такая хасидская притча. Рабби Нахман показал своим ученикам белый лист с точкой посередине и спросил:

— Что вы видите?

Первый ученик сказал: — Точку.

Второй уточнил: — Черную точку.

Третий произнес: — Жирную черную точку.

— Почему-то никто из вас не заметил большого белого листа, — подытожил рабби Нахман. — Надеюсь, вы поняли на этом примере, что нельзя судить о человеке лишь на основе его недостатков.

Король Филипп долго относился к сводному брату лучше, чем к своему сыну, которого стыдился. Ему даже нравилось, что дон Хуан, обладавший живым открытым характером, с детства не испытывал никаких комплексов, общаясь со своим венценосным братом. Никто, даже супруга Филиппа и его сын, не смели смотреть в глаза королю, когда он с ними разговаривал. А дон Хуан не опускал глаз, и Филипп воспринимал это как должное. Он позволял младшему брату то, чего не позволял никому. Дон Хуан не придерживался этикета, обращался к королю по-родственному и всегда говорил ему то, что думал. Филипп разрешил брату иметь собственный двор и повелел гофмейстеру Кихаде заняться его заброшенным воспитанием. Настал день, когда дон Хуан был отправлен в лучший университет Испании, расположенный в Алкале. Вместе с ним туда же поступили инфант дон Карлос и сын Маргариты Пармской — незаконнорожденной сестры короля — Александр Фарнезе. Друзья проучились в этом заведении два года, увлекаясь не столько латынью и богословскими науками, сколько лошадьми и женщинами.

Инфант находился в тени своего блистательного дяди, что его отнюдь не раздражало. Он без малейшей зависти воспринимал многочисленные таланты и любовные победы дона Хуана. Под влиянием его благородного характера в поведении инфанта наметилась перемена к лучшему, и, возможно, судьба дона Карлоса сложилась бы иначе, не случись однажды беды. Возвращаясь с очередной пирушки, находившийся под хмельком инфант поскользнулся и упал с крутой лестницы, получив тяжелую травму головы. Пришлось делать трепанацию черепа. Жизнь принца удалось спасти, но с тех пор явно помутился его разум…

Тем временем бурная жизнь, которую вел дон Хуан, стала беспокоить короля. Однажды он сказал сводному брату:

— Количество любовниц никогда не переходит в качество. Зачем тебе это? Ты что, тешишь свою похоть или ищешь идеальную любовь?

В голосе короля чувствовалась ирония.

— Амурные забавы — самый приятный вид развлечений. Только и всего. Что же касается любви, то в этом мире можно найти все, кроме любви и смерти. Они сами находят нас, — ответил дон Хуан.

Король Филипп хотел, чтобы карьера его брата пошла по духовной линии.

— Я сделаю из тебя кардинала, а затем и самого папу, — пообещал он.

— Брат мой, недостаточно ли нам с вами одного общего папы? Зачем вам еще один в моем лице? — засмеялся дон Хуан.

— Кем же ты хочешь стать?

— Вашим мечом, — сказал дон Хуан, мечтавший о военных подвигах, — ну и если будет на то ваша воля, королем в какой-нибудь небольшой стране, которую я отвоюю у турок в Африке.

Филипп поморщился. Это в его планы отнюдь не входило.

В 1565 году огромные турецкие силы напали на Мальту. Нападение было отражено благодаря отчаянной храбрости рыцарей ордена иоаннитов, которые после потери Родоса переселились на Мальту во главе со своим гроссмейстером Жаном де Валеттом (в его честь столица Мальты называется Ла-Валетта). Так далеко на запад турки с тех пор уже никогда не проникали.

Когда король Филипп снарядил флот для деблокады Мальты, дон Хуан бежал из надоевшего ему университета, чтобы тайком пробраться на один из кораблей. В самый последний момент он был опознан и по королевскому приказу вернулся в Эскориал.

— Вы, брат, помешали мне предоставить свой меч в распоряжение гроссмейстера де Валетта для защиты святого дела, — с горечью сказал дон Хуан брату.

— Де Валетт обойдется без тебя. А ты обнажишь свой меч, когда наша святая церковь и я будем в этом нуждаться, — ответил Филипп. — На твой век войн хватит. А пока учись военному делу.

И дон Хуан учился. Во главе эскадры в тридцать три вымпела он совершил успешный рейд против берберийских пиратов, опустошавших южное побережье Испании. К удивлению многих, этот красивый изящный юноша оказался не только доблестным воином, но и талантливым военачальником, делившим со своими солдатами все тяготы походной жизни.

Король Филипп благожелательно отнесся к первым успехам своего младшего брата. В то время он ему еще полностью доверял. Поэтому когда разразилось восстание морисков, грозное и крайне опасное, он без колебаний назначил дона Хуана командующим действующей против них армии.

Мориски — выкресты, потомки мавров, приняли христианство в силу обстоятельств, но все знали, что они лишь прикрываются католической верой, а на самом деле живут по предписаниям Корана и верят не в Христа, а в Аллаха. Они не едят свинину, ходят дома в восточных одеяниях и тайно молятся пять раз в день. Их не часто видят по воскресеньям в церкви, зато в пятницу (священный для мусульман день) все лавки в их кварталах обычно закрыты.

На все это долгое время смотрели сквозь пальцы, но в правление Филиппа с гнилым либерализмом было покончено. Инквизиция ужасно гордилась тем, что ей удалось искоренить ересь иудаизма, и хотя все еще подозрительно косилась на новых христиан из иудеев, но уже редко находила поводы для привлечения их к суду. В отличие от испанцев, привыкших сорить деньгам, но не желающих их зарабатывать, мориски отличались трудолюбием и прилежностью, успешно занимались не только земледелием, но и торговлей и становились все богаче. Это, разумеется, вызывало зависть испанских соседей. К тому же рождаемость у морисков была выше, чем у испанцев, и существовала опасность, что они превратятся в демографическую бомбу, которая уничтожит католическую Испанию.

Этого нельзя было допустить, и все громче звучали голоса, требовавшие высылки всех морисков из страны. Раздавались даже предложения вывезти всех морисков в открытое море и затопить суда. Однако король Филипп не хотел увеличивать арабскую мощь по ту сторону Гибралтарского пролива, переправив туда сотни тысяч трудолюбивых людей. Испанские власти стали делать все для того, чтобы вызвать восстание и покончить с морисками раз и навсегда.

В 1567 году король Филипп издал эдикт, согласно которому мориски должны были отказаться от всех проявлений национальной культуры. Им запретили читать, писать и говорить по-арабски. Запретили также восточные одежды, исламские музыкальные инструменты и даже традиционные мавританские бани по пятницам — чистоплотность морисков казалась благочестивым католикам противоестественной. К тому же испанские власти не без оснований рассматривали морисков как пятую колонну, готовую при благоприятном стечении обстоятельств переметнуться на сторону османов или других врагов королевства.

Доведенные до отчаяния мориски взялись за оружие. Теперь речь шла уже не просто о восстании. Практически все население Гранады поднялось на борьбу. Мятежники избрали королем Абен Абу Абдаллаха, опытного воина и неплохого организатора, начертавшего на своем знамени девиз: «Не больше, но и не меньше». В короткий срок он создал вполне боеспособное войско, сумевшее даже ненадолго взять Гранаду. Мятеж ширился с быстротой лесного пожара. Мусульмане Северной Африки слали повстанцам оружие и добровольцев. Турецкий султан Селим обещал им помощь.