Истории Дядюшки Дуба. Книга 2. Сердце - Жозеп Льюис Бадаль

— Надо же! — воскликнул Ахаб. — Обычно он никому этого не позволяет.

— Значит, ты не можешь умереть? — спросил Тау, когда их познакомили.

Гильгамеш посмотрел на Тау и Майю. И улыбнулся. Рядом с этим ребёнком мир казался привлекательным и уютным. Нечто похожее ощущалось под сенью ветвей Дядюшки Дуба: когда слушаешь его пение, думаешь, что свет этих мгновений не погаснет никогда.

— Не знаю. Пока вроде жив, — ответил мальчик.

— А тебя могут ранить или обидеть? — спросила Майя.

— Ещё бы! Бывает, я даже плачу. А иногда мне приходится принимать лекарства, если только я не забываю это сделать вовремя. В общем, всё как у всех.

— Но ведь ты живёшь вечно? — не унимался Тау, который никак не мог в это поверить.

— Вечность — вопрос спорный, — ответил Гильгамеш. — Допустим, однажды я усну и меня съест медведь, потом этот медведь погибнет под снежной лавиной, а через сто лет начнётся оттепель, снег растает, и я превращусь в траву, семя этой травы склюёт птица, и я превращусь в перо, растущее в крыле этой птицы… или в птичий помёт, а затем в корни пшеницы… Умру я или нет?

Дети вспомнили, что не так давно маленький Микоу говорил им нечто похожее. Гильгамеш подсел к дракончику, который ещё не проснулся и улыбался во сне. Когда же Майя призналась, что они ищут Гору Трёх Испытаний, Гильгамеш коснулся раны, зиявшей на месте драконьего крыла, и улыбнулся:

— Раз так, маленький дракон вылечится! Путь на гору начинается здесь, — добавил он. — Если пойдёте по дороге за этой поляной, встретите Загадочницу. Вы же любите загадки? Вот и развлечётесь.

— А если ни одной не отгадаем?

— У загадок, как правило, есть несколько ответов. Какой-нибудь да подойдёт: не один, так другой.

Гильгамеш тоже захотел пойти с условием, что его не станут просить делать то, что он не сделал бы по собственной воле, и дальше они отправились на гору вместе. Дети задавали Гильгамешу сотни вопросов. На каждый он отвечал долго и обстоятельно, правда, иногда довольно странно.

— А с Улиссом[10] ты знаком? — спросил Тау.

— Гм, — задумался Гильгамеш. — И да и нет.

— Что значит — и да и нет?

— Я встречал пять или шесть Улиссов. Каждый из них — тот, кто вам известен из книг, но никто из них не был Улиссом полностью. Знал я также поэта, который написал «Одиссею»[11]. А ещё…

Вот и получается, что каждый ответ рождал множество других вопросов.

Подъём меж тем завершился, и тропинка теперь вилась среди камней.

— Итак, мы на горе, — объявил Ахаб. — Ху Лун доставил бы нас сюда гораздо быстрее, но тогда мы бы не прошли три испытания.

— О, а вот и вы! Хи-хи! — вдруг послышался старушечий голос.

На камне возле дороги сидела беззубая старуха. Удивительно, как это Ху Лун и Ахаб не заметили её сразу! Она носила балахон, сшитый из разноцветных лоскутков. Балахон был явно велик и болтался как мешок: внутри спокойно поместились бы две такие старухи. Женщина откинула красный капюшон и приветливо улыбнулась: «Хи-хи!» А потом принялась игриво швырять в путников белые камешки, которые лежали у неё на коленях. Ахаб ловил их механической рукой, оберегая от ударов Микоу.

Гильгамешу несколько камешков угодили в лоб, а Тау и Майя до поры до времени уворачивались.

— Загадку захотели… Надо же, хи-хи! — смеялась старуха. — Что ж, большое спасибо, что пожаловали! Загадки любят все. Если не отгадаете, один из вас сядет на этот камень вместо меня и будет сидеть до тех пор, пока мимо не пройдут девятьсот девяносто девять путников! Хи-хи!

— Ничего себе! — негодующе воскликнул Тау.

«Шлёп!» — камень угодил ему в лоб. К счастью, он был маленький и больше походил на гальку.

— Хи-хи-хи! А вот ещё один: ловите!

По всей видимости, старуху это занятие чрезвычайно забавляло.

— Перестаньте, пожалуйста!

— Вот загадаю загадку — и тогда перестану! А так нет, не дождётесь! Ишь какие хитренькие! Итак:

Сложно сказать, как долго друзья размышляли над этим невразумительным стишком, пытаясь найти в нём хоть какой-то смысл. Гильгамеш улыбался. Все понимали, что маленький мудрец знал ответ.

Ахаб начал терять терпение.

— Лично вы как хотите, а я пошёл дальше. Микоу не может так долго ждать из-за каких-то загадок: он ранен! Всего хорошего, сеньора.

— Хи-хи…

«Шмяк!» — камень угодил ему в нос. В глазах Ху Луна вспыхнул гнев.

— Госпожа, прошу вас.

— Шмяк! Хи-хи! «А встанут, сразу тарарам»! Настоящая поэзия, не правда ли?! Это я на ходу сочинила! Шмяк! Теперь кто-нибудь из вас посидит вместо меня, а я наконец-то высплюсь!

Тау и Майя обсуждали загадку вполголоса:

— Итак, их восемь. Это не про нас: нас шестеро. Глаза тоже вроде бы не подходят.

— Может, часы? Сказано же, что они стучат.

— Вряд ли. Часов ни у кого нет, даже у нас с тобой.

— Это вообще не обязательно про нас: есть же ещё «другие где-то там».

— Что может стучать, пока мы живы? А если останавливается, то сразу случается какой-то тарарам?

— Имеется в виду, что живое существо умирает. Ну, кроме Гильгамеша.

— Давай рассуждать логически. Если ты умрёшь, что у тебя остановится? В первую очередь сердце.

— Да, а если оно стучит…

— А если оно стучит, то ты жив!

— Но кто эти восемь? Может, всё дело в Микоу и Ху Луне?

— Точно: у драконов же два сердца!

— Ответ готов! — воскликнули дети хором.

— Да неужели? Хи-хи…

— Это сердце!

— Так нечестно! Это не считается! — Старуха перестала улыбаться, схватила обеими руками пригоршню камней и принялась кидаться ими ещё яростнее, ругаясь при этом как одержимая.

— Вон отсюда! Вы думали слишком мало! И ответили слишком быстро! Невежливо с вашей стороны! Ужас! Просто ужас! Уносите ноги! Шмяк! А может, придумать вам задачку посложнее? Тогда уж вы точно проторчите здесь двести лет! Ужасные дети!