Апгрейд от Купидона - Ольга Горышина

— Иди в душ первым, — приказала я, держась рукой за раковину.

Мне не хватало сейчас подушки, чтобы спокойно полежать, даже если не в объятиях атлета, который отлично подкачал только что бицепсы и прочие «мышицы» гирей в пятьдесят семь кило. Я не знала, какая часть меня сейчас самая тяжелая. Все же задница, потому что очень уж хотелось опустить ее на что-нибудь мягонькое, но только не на колени Крэга. Знающие люди говорят, хорошего помаленьку, а у меня его было сегодня слишком много.

— Кейт, идёшь ко мне?

Его счастье, что не назвал меня «суши».

— Нет, выходи. Я пойду одна.

Он схватил сухое полотенце и набросил себе на голову.

— Боишься, что ли? — спросил он из-под полотенца, точно арабский шейх.

— Боюсь остаться без кофе, — ответила я по-русски, и Крэг, улыбнувшись, распахнул для меня дверцу душевой кабинки.

Да, я никогда не узнаю, какой он в действительности национальности. Так даже лучше: меньше знаешь, лучше спишь… с кем-нибудь другим.

— Ну, расскажи мне хоть что-нибудь… — не унимался Крэг, держа у моего лица горячую чашку с остывшим кофе. Ведь все в этом мире относительно. Стекло без всякого сомнения обжигало ему пальцы, а вот мой язык горел куда больше кипятка, заваренного в чашке, так что я пила почти что кофе со льдом.

Ну чего в этом белесом красавце такого уж особенного? Тайна… Черт возьми, жаль, что человек не книга: не заглянешь в конец, чтобы узнать, кто хороший, кто плохой, и получил ли плохой заслуженное наказание или же зло восторжествовало над добром, как всегда бывает в жизни. В жизни не встречала подобного типа… И вот, что странно: хотела — даже можно сказать заставляла себя — испытывать стеснение перед человеком, перед которым вот так запросто раздвинула ноги, даже фамилии не спросив — не выходило, ну никак! Видимо, зубная щетка куда действеннее раскуривания трубки мира! Табаком не несет за версту, хотя и привкуса мяты во рту уже не чувствуется. Но нет и ничего другого, кроме кофе.

Я сделала еще один глоток — холодно-обжигающий, как взгляд темно-голубых глаз Крэга, направленный в мои горящие неспящие глаза.

— Мне абсолютно нечего рассказывать… — делала я неточный перевод на английских русской мысли о том, что делиться с ним ничем не хочется, да и нечем в общем-то. Не рассказывать же про своих двух мужчин, сказав, что он был у меня всего лишь третьим…

— И что мы тогда будем делать в оставшиеся до твоего полета три часа?

Его тон подразумевал ответ, которого у меня как не было, так и нет: как нет сейчас, так не будет и через три часа.

Впрочем, я бы сказала нечто другое, но о таком даже подумать страшно… Мы сидели в закутке с лежанкой в проходном месте: точно одноместные купе в поезде, с которых сняли все двери. Не уединишься, хотя под головой не только рука, но и подушка. Впрочем, я подложила еще и плед. Крэг сидел у меня в ногах, выставив свои ноги в проход, заранее предупреждая лунатиков, что сюда лучше не заглядывать.

Не понимаю, кто вообще придумал эти лежаки — разве бизнесмен может уснуть здесь, завернувшись с головой в плед, как какой-нибудь студент в вагоне плацкарта?! Но, как говорил поэт, если койки стоят, значит, это кому-то нужно… А вот нам они были без надобности: не уснуть и не… Да, да, я до зуда в пальцах и в другом месте сожалела, что так мало позволила себе в ванной комнате. Да в общем-то ничего и не случилось… Ничего особенного. Будто мы были друзьями и нам просто приспичило в неположенном месте удовлетворить естественные потребности, а ведь можно было встать с ног на голову, чтобы было, за что краснеть, вспоминая в старости о бурной молодости… А тут получается, секс с незнакомцем был, но секса, как такового и не было.

Утверждают, что каждая девушка втайне мечтает о принце, но не на коне, а с острой шпагой! Что скрывать, соглашаясь на совместный поход в душевую, в душе я надеялась оказаться героиней порноромана. Не вышло — наверное, Крэг был героем не этого, и тем более не моего, романа. Он просто был. И сидел на самом краюшке, держа на вытянутых руках чашку с кофе. Отравленным, потому что себе Крэг снова ничего не взял.

Крыска, не кошка, скребла мне душу, и с каждым новым глотком, на душе становилось горче, хотя Крэг по моей просьбе щедро насластил кофе. Whatever-господи! Отстаньте вы от меня, позорные мысли! Ну что вы предлагаете — укрыться пледом с головой и с голой задницей. Нет, я не могу здесь этим заняться…

А что? Нас, что ли, оштрафуют? Или скажут «ай-ай-ай»… Нет, только — ку-ку, и я не стану спорить… Я точно уже ку-ку: без сна, денег и понятия, что собираюсь завтра сказать родителям. Маме, конечно, правду за вычетом душевой кабинки, а вот для папочки придется придумать какую-нибудь легенду. Какую, ещё надо будет голову поломать…

— Давай ты что-нибудь еще соврешь? — подмигнула я Крэгу. — У тебя это отлично получается.

Чашка, с черным озерцом на дне, уплыла по воздуху от моего рта. Крэг поставил ее на пол и стиснул пальцы в замок, возложив их на колени в том самом месте, где недавно сидела я. Недавно? Уже давно, давно все забылось…

— И в чем, скажи, я тебе солгал?

Смотрит искоса. Ага, низко голову наклоня… Но взгляд до ужаса трезвый, да и из меня все коктейльные пары выпарились ещё в душевой кабинке.

— Ну… — я снова подмигнула, или у меня уже просто нервно дергалось веко от событий последних трех суток. — Даже не знаю, с чего начать… Наверное, про фонтан было правдой. Единственной. В остальное поверить трудно. Уж прости…

— Что ж… Главное, в суд присяжных не ходи, а то засудишь невиновного.

— То есть ты не сказал мне ни единого слова неправды, получается?

Крэг с усмешкой покачал головой.

— Всей правды не сказал. Так будет честнее. Но всей правды я не говорил никому уже тринадцать лет. Хочешь, скажу сейчас тебе? О ней будут знать трое: ты, я и мой брат? Хочешь?

Я прижала подушку к стене, а голову — к перегородке: надоело лежать перед ним, точно на приёме у психоаналитика. В американских фильмах ведь именно так снимают откровения душевнобольных? Но тут у нас все с ног на голову поставлено, так ведь?

— Я солгал в суде. Взял на себя вину брата. Мы так с ним решили. Он был более перспективным в нашей семье и жертвовать репутацией было чревато неприятными последствиями для его будущей учебы. Ну, и мы верили, что меня все равно оправдают… Это я про девочку с фломастерами, если что… В общем-то мой брат был пьян. Как остальные, не знаю. Мой придурок до этого ещё и с крыши двухэтажного дома спрыгнул. Отделался переломом ноги и руки. Но, говорят, особо умных это не лечит. Не знаю, поверили родители в то, что это действительно сделал я. Скорее всего нет, но им хотелось, им было выгодно, чтобы в суд попал я, а не брат. Не думаю, что это они подсказали Тони поговорить со мной, но такой расклад их вполне устроил.

Я сжала губы — а врать вы у нас мастак, мистер нехороший…