Скелет в шкафу художника: Повесть - Яна Розова

— Но ведь Костров — доктор! — возмутился Тимур. — Он лечил твою маму!

— Понимаешь, мне все-таки не понравилась его версия смерти мамы. Дескать, катарсис в лечении, кризис в жизни, беременность и встреча с неприятным человеком привели маму к самоубийству! Но! — Я подняла вверх указательный палец. — Если лечение дошло до стадии катарсиса, почему ее отпустили ночевать домой, ведь у нее была своя палата? Затем, кризис в ее жизни уже был в прошлом, как раз в тот период она работает как никогда плодотворно и у нее впервые появляются перспективы выставить свои работы. Коммунисты-то уже не у власти! К тому же я видела портрет мамы, сделанный Стекловым по памяти, после случайной встречи с ней. Знаешь, там изображена просто счастливая женщина! Вот так она выглядела за несколько часов до смерти? Где же кризис? И, наверное, не так уж ее потрясла встреча со Стекловым, напортившим ей в прошлом, если у него все же осталось о ней такое радостное впечатление! Но главное — это беременность! Не могла моя мама убить ребенка в себе! Нет.

— И все-таки я верю Кострову. Почему ты, приводя сейчас мне все эти соображения, столько времени тратишь даром? Почему не идешь к Кострову, не бьешь его головой об стол и не выкладываешь свои выводы?

К сожалению, пришлось признаться Тимуру в моей дознавательной деятельности. К тому же он был в галерее и видел шишку на лбу ее владельца. Багров ужасно ругал меня, называл садисткой и грубиянкой. Я искренне каялась.

— Тимур, он — мой психиатр! — горячо отстаивала я свою правоту. — Знаешь, где я буду после беседы с ним в подобном тоне? Правильно, в психушке! А если я вежливо скажу ему о своих сомнениях, то он моментально выкрутится, придумает что-то! Вот если бы у меня были какие-нибудь факты! Что-то материальное!

Я замолчала, все еще сокрушаясь об отсутствии доказательств причастности Кострова к смерти моей мамы. Теперь, проговорив все свои мысли вслух и даже выслушав возражения Тимура, я убедилась в своей правоте.

Может, я и не способна ни на что в жизни, может, я лишь то, что думают обо мне люди, но сейчас я убеждена, вопреки всем посторонним мнениям: в маминой смерти есть загадка! И очень велика вероятность наличия связи между той загадкой и моими «попытками самоубийства».

— А знаешь, — заметил Тимур, задумчиво глядя на меня, — она была не от мира сего. По земле не ходила. И ты на нее совсем не похожа. Я только сейчас понял, что ты — копия своего отца.

— Да, мне от мамы ничего не досталось. Я выросла уродиной.

Я ляпнула это по привычке. Всегда так говорю, когда люди вспоминают, какой красавицей была моя мать. Но Тимур отреагировал довольно неожиданно.

— Что ты несешь? — заорал он, и я испугалась, что на нас начнут обращать внимание. — Дуреха! Мозгов тебе от мамы не досталось, а не внешности! Да у тебя в глазах такие черти пляшут, что никакой красоты не надо! Ну стал бы я жениться на уродине? Да ни в жизнь.

— Ты женился на мне из-за денег и возможностей моего папы. И Витус так сказал…

Тимур весь сжался, будто ждал удара.

— Что еще тебе Витус сказал?

— Это самое. Что с тобой?

— Ничего. — Он закурил свои болгарские сигареты. — Видишь ли, это правда. Ой, ну не полыхай ты так! Я же обгорю! Сначала женился, а потом полюбил тебя. А потом — все эти кобели вокруг моей жены и все эти твои рассказы, с кем и как… Первое время я действительно терпел из-за денег, а вот позже, когда стал картины продавать и ни в чем не нуждался, — терпел потому, что не мог расстаться с тобой. Я привык всем делиться с тобой и еще люблю тебя. Я верил, что рано или поздно ты одумаешься. Конечно, приходилось нелегко, ощущения самые омерзительные. На меня уже пальцами показывали — вот муж гулящей женщины! Но я почему-то верил в лучшее. И видишь, я был прав!

— А как же выставка, организованная моим папой?

— Хочешь знать правду? Я сам ее организовал. Твой папа только журналистов пригласил через свое рекламное агентство. И я сам им заплатил. И Ижевскому тоже. Твой папа, конечно, поддержал меня, но все остальное сделал я сам.

— А я думала, что папа приезжал помочь тебе, нет?

— Не совсем. Извини за правду, но к любовнице.

Теперь я вся сжалась.

— Кто она?

— Я никогда ее не видел. Он как-то сказал мне, что это настоящая трагедия: вот так влюбиться на старости лет. Она молодая и не хочет уезжать с ним. Как хорошо, что ты согласна ехать со мной, славяночка моя!

Солнце уже скрылось за старыми домами на противоположной стороне улицы, а его теплые лучи все еще высветляли верхушки тополей над домами. Тимур взял мою руку и поцеловал ладонь. Мы улыбнулись друг другу, и вдруг муж перевел свой взгляд куда-то за мое плечо. Я обернулась, желая узнать, что же такое важное привлекло его внимание в такой интимный момент.

Прямо перед нашим столиком, отделенным от проезжей части только узким газоном, затормозило такси. Из него вышла девушка с короткими каштановыми волосами и прямо по газону направилась к нам. Я сразу поняла, что это столичная штучка: стильная стрижка из дорогого салона, простенькая, на первый взгляд, водолазочка отменного качества, короткая замшевая юбочка и ботиночки в тон — не гродинская это мода!

Штучка подошла уже довольно близко. Тимур вскочил и торопливо пошел ей навстречу. Глядя, как они здороваются, как смеются, как идут к столику, я откровенно взревновала, но попыталась удержать эмоции. Тимур только что признался мне в любви, не может же он сейчас познакомить меня со своей любовницей?!

Они подошли, и я поняла: это та самая женщина с выставки, которую я заметила рядом с Тимуром, и она же — модель для картины Тимура, из-за которой я чуть не сгорела в студии! Я уже просто тряслась от злобы. Если бы дамочка дала сейчас мне хоть малейший повод, я бы вцепилась в ее ухоженные волосы!

— Это Тамила, — представил Тимур свою подругу.

Женщина, а теперь стало совершенно очевидно, что ей уже за тридцать и она ровесница Багрова, протянула мне изящную холеную руку с ухоженными ногтями и открыто улыбнулась.

— Здравствуйте, Варенька! — сказала она мелодично. Я невольно улыбнулась в ответ.

— Варя, помнишь, я говорил о журналисте, который узнал меня через Интернет и специально приехал сюда на мою выставку?

— Это с кем ты ездил в Москву? — спросила я невинно и добавила: — Ты говорил о нем как о мужчине.

Тимур смутился и зыркнул в мою сторону косым татарским взглядом.

— Я говорю одинаково о мужчинах и о женщинах, если вижу в них деловых людей, даже если они такие очаровательные, как Тамила.

Тамила снова улыбнулась. Ревновать было все труднее. Она села на предложенное ей место за наш столик, не выпендриваясь, заказала кофе и мороженое и закурила «БТ» Тимура. Лично я впервые видела женщину, курящую любимую гадость Багрова при нынешнем-то выборе. Я не в счет — я его жена.