Скелет в шкафу художника: Повесть - Яна Розова

Мешать не будут. Поговорим вволю. Чтобы доктор не сомневался в серьезности моих намерений, я хорошенько встряхнула его, подсечкой уложила на пол, придерживая за воротник крахмального халата, и залепила ему две свои фирменные оплеухи наотмашь, с правой. Он только дважды ойкнул, когда приложился затылком к полу. Мое колено упиралось ему в грудь, отсекая мысли о сопротивлении. Думаю, у Кострова было маловато шансов сбросить меня на пол. Я легкая и маленькая, но от злобы становлюсь бешеной. К тому же доктор спортом явно не увлекался. Но и у него был свой секретный прием — болтология!

— Варенька, ну что вы так переживаете! — начал он мягко. Его голос еще дрожал, и губы были серые, но он уже почти взял себя в руки. Две пощечины только мобилизовали психиатра к сопротивлению.

— Говорите быстрее, — повторила я, чувствуя, как боль в спине, мучившая меня с момента ночного полета с балкона, разгорается неукротимым пламенем — оставаться в напряжении с согнутой спиной становилось все труднее.

— Что же мне говорить?

Вопрос Кострова прозвучал вполне невинно. Он попытался чуть приподнять свою битую голову. Это было уже слишком. Я хотела было встряхнуть его для острастки, но огненное копье вонзилось в затылок. Застонав, схватилась за голову. Сейчас Костров запросто мог бы освободиться, но он лежал спокойно.

— Может, укольчик? — сочувственно спросил он.

Укольчик? Хорошо бы, ведь я убежала сюда на разведку, не приняв никаких лекарств — ни обезболивающих, ни успокаивающих. Отсутствие транквилизаторов меня устраивало — голова была ясная, а вот снять боль не помешало бы. Но кто может гарантировать, что доктор не воспользуется моей медицинской безграмотностью и не вырубит меня этим самым укольчиком? Очнусь я уже в смирительной рубашке!

— Давайте, — согласилась я и позволила ему встать с пола, но продолжала придерживать Айболита за шиворот.

Само собой, он далеко не убежит, но, может, у него здесь есть кнопка вызова. В конце концов, работает с психами, и пара крепких санитаров могут однажды пригодиться. Однако Костров был спокойным и деловитым. Нарочито медленными движениями, демонстрируя свою добрую волю, он достал из белого стеклянного шкафчика ампулу, шприц, вату, спирт и начал готовиться к процедуре. Надпись на ампуле я не могла прочитать. Ее там не было. Все же я была права, и психиатр задумал недоброе. Обезболивающее, которое мне кололи после падения с балкона и позже, было совсем другим: ампула, которую не надо подпиливать, чтобы отломить кончик, и коричневая при том. Есть, конечно, и другие препараты подобного действия. Они вполне могут быть упакованы, как и эта ампула Кострова, но все кажется подозрительным в данной обстановке. И зачем шприц на десять кубов? Я не слон, что за доза такая?!

— Вот сейчас уколем, и будет все отлично! — приговаривал психиатр, набирая прозрачную жижу в шприц. — Будет спокойно, боль пройдет…

— Почему? — спросила я, следя за его действиями. — Почему вы солгали мне, когда сказали, что мама встретила кого-то, кто расстроил ее в вечер перед самоубийством? Откуда вы знали, что она вообще кого-то встречала?

— А-а… Ну… — он явно растерялся. — Она позвонила мне!

— И вы к ней приехали?

— Ну… Нет, конечно. Но она сказала, что страшно расстроена словами этого человека. Он нагрубил ей, унизил в очередной раз!..

Он лгал, уже явно лгал! Ничего плохого Стеклов ей не говорил! Пьяница увидел женщину своей мечты прекрасной и счастливой, как никогда. Теперь я не сомневалась ни в том, что мама умерла по воле этого доброго доктора, ни в том, что он готовит такую же судьбу и мне.

Костров держал в правой руке шприц, а в левой — ватку, смоченную в спирте. Его глаза бегали.

— Варенька, поднимите рукавчик халатика. Сейчас вам станет легче, и мы продолжим разговор.

— Хорошо, — сказала я.

Довольно интересно наблюдать за человеком, который думает, что сейчас тебя убьет. Костров действовал размеренно и аккуратно. Интересно, где он задумал спрятать мой труп?

Я села к его столу, подняла рукавчик халатика, положила ручку на столешницу. Костров склонился над моей веной. Решив, что достаточно наигралась, я сделала два быстрых и точных движения: схватила двумя руками правую кисть Кострова и двинула ногой ему в пах.

Он взвыл и скрючился, шприц плавно перешел ко мне. Ну, никогда приемчик не подводит! Даже стыдно его использовать так часто. Пока доктор корчился, снова оказавшись на полу, я связала ему руки и ноги своим поясом от халата и своей косынкой, которую меня заставляли надевать в процедурном кабинете. Традиция у них такая. Хорошая традиция, сгодилась в хозяйстве!

Я приставила к горлу доктора шприц и потребовала в третий раз:

— Говори, гнида!

— Ох… Да… Варя, зачем так!

— Ну, — я чуть уколола его кончиком иглы.

— Не надо!!! — заорал он неожиданно громко. Да уж, «обезболивающее»! — Варя, я лгал тебе, но сейчас все скажу! Только не заявляй в милицию! Мне тогда конец! Моему методу конец, моей карьере конец, всему, чем я живу последние годы. Прошу тебя, обещай!

— Ты о карьере думаешь, убийца? Что это у тебя в шприце?

— Сильнодействующий наркотик, — ответил он хрипло. — В больших дозах вызывает паралич всех мышц, в том числе и сердечной.

— Чудесно! — прокомментировала я насмешливо. — Давай, выкладывай правду. А то твоя сердечная мышца точно будет парализована.

— Ладно, ладно… слушай!

Я немного отодвинулась от доктора и помогла ему сесть. Он смотрел в пол, собираясь со словами, а может, и выдумывая на скорую руку новую безопасную для себя версию.

— Да, это я ее убил. Так уж вышло… Сначала я не хотел: влюбился и мечтал о совместной жизни. Глупо! Ты знаешь, Варя, кто моя жена? Прокурор! Можно ли безнаказанно развестись с прокурором? Сама понимаешь, мне бы в Гродине места стало мало. Но все это были мелочи, пока Риточка не забеременела. Аборт делать она отказалась. А вскоре увидела пятно на картине и стала шантажировать меня: либо я женюсь на ней, либо она пойдет в милицию. Пятно стереть я уже не мог. Не заметил его — все пестрое такое и цвета от красного — к бордовому! Картину из кабинета, уже с кровью, я передал на выставку, и она была там. Все посетители видели картину именно с пятном, оно казалось им лишь элементом композиции. То, что это именно кровь, понять невозможно, ты сама видишь! Только на специальных приборах могут увидеть эксперты… А Риточка увидела пятно и сразу все поняла. К тому же вышел каталог моего собрания картин с репродукциями, и снимок с картины Риты сделан был тоже с пятном. Печать высококлассная, на дефект типографии не свалить. А все уже увидели новую работу Садковой и о ней заговорили. Я испугался, что если сотру пятно, то все заметят, что композиция изменилась, начнут сравнивать с изображением в каталоге и догадаются обо всем. У страха глаза велики! — Костров поморщился, будто у него резко заболели все зубы. — Надо было после всего избавиться от картины, уничтожить ее, но я не смог! Глупо: художницу убить смог, а ее произведение уничтожить — рука не поднялась. Я коллекционер! Оставил висеть здесь, в своем кабинете… Якобы дорога она мне как память!