Последний переход - Всеволод Глуховцев

Об ладонь ладонью хлопнул

Да как пустится плясать,

Ногу об ногу чесать!

И ударился в такой пляс, в самом деле «ногу об ногу чесать», да с вывертами, с дробным топотом, так что галоши его чуть не слетели с ног, а мостки затряслись так, что казалось еще чуть-чуть – и они рухнут в воду.

– Ну, ты смотри, еще и артист… Ладно, что с него возьмешь. Давай, княже, крепим лодку, да вылезаем.

– А лодки здесь оставим?

Только Егор спросил так, как Юра перестал плясать, поднял руку и объявил:

– Юра пошел в деревню!

Да как припустил вверх по тропинке, да с такой легкостью – видно было, что ему этот путь привычен.

– Да уж, – только и сказал на это Павел.

* * *

Аркадий с Виталием уже вытащили лодку на берег и шли по траве сюда.

– Видали концерт? – с изумлением спросил Виталий.

– Да уж, – повторил Павел. – Князь, крепи конец… да-да, так. Видели, как же. Песни и пляски за кусочек колбаски! Кстати, кто из вас Кофейник?

– Это я, – засмеялся Аркадий. – В детстве так звали. Аркан да Кофейник… Кауфман – Кофейник, похоже?

– Ну, что-то есть. – Егор улыбнулся. – А вообще, как Кауфман по-русски?

– Торговец, – сказал Аркадий. – Ну, там продавец.

Виталий зевнул и сел по-турецки на мостки.

– Слушайте, так это он нас всех нашими детскими кличками назвал?

– Похоже, так. – Егор вскарабкался на доски, встал. – Ну, правда, меня и сейчас так кличут.

– Да откуда же он это знает?!

Этот вопрос-восклицание Виталия вызвал сложную и неясную мимическую реакцию у остальных.

И получилось так, что Обносков сидел на мостках, а все трое стояли вокруг него. И ему пришлось задрать голову, стараясь оглядеть лица товарищей.

– А я лично не удивляюсь. – Пашка повел плечами, приосанился. – Теперь уже удивляться нечему.

– И тем не менее это странно, – сказал Аркадий.

– Да, ё-мое, здесь все странно! – ругнулся Пашка. – Ладно, хорош трепаться, давайте так: один здесь остается, стережет лодки. Трое – наверх, в деревню. Выясним обстановку… да и про ЧП надо доложить.

– У тебя телефон работает? – вспомнил Егор.

Павел достал мобильник, пощелкал кнопками.

– Ни хрена, – подвел он итог этим манипуляциям. – Молчит, жопа.

– Бывает так, что жопа не молчит…

Эта шуточка Княженцева вызвала лишь вялые улыбки, а Виталий сказал:

– Если так, то я останусь. Ну, ее подальше, эту деревню. Вы идите, а я тут посижу, покараулю.

На том и порешили. Виталий, сидя на досках, достал сигареты, закурил, а Павел, за ним Егор, за ним Аркадий, стали подниматься в гору

– Т-тяжело, собака! – с удивлением отметил на середине пути Егор. Он усиленно дышал.

– Да, крутой подъемчик, – согласился Пашка.

– А тезка-то мой по нему, как горный барс, взлетел!

– Это какой тезка? – недопонял Пашка.

– Юра, вундеркинд этот, альтернативно одарённый!

– А, – дошло до Забелина. – Ну, он. поди, каждый день упражняется – туда-сюда…

Под такие разговоры добрались до вершины.

И оказалось, что вышли они на окраину деревни. Тропинка вливалась в узенький проулок между двумя большими и ухоженными огородными участками, на которых росла заботливо окученная картошка, по бокам аккуратными рядами высились кустики смородины и крыжовника… Имелись там и еще грядки, с какими-то другими овощами – какими именно, черт его знает, никто из них, горожан, не был силен в сельском хозяйстве.

– Дома исправные, хорошие, – заметил Павел.

Эти два дома, к которым прилегали огороды, и правда, были крепкие. Не новые, бревна совсем темные, да и железные крыши, хоть и крашеные, но видно, что не вчера настеленные. Однако, по всему ясно, что некогда строились хозяева на века. Дворовые постройки – бани, амбары и сараи также солидные, построенные капитально.

И при всем при этом странная, тихая пустота было вокруг. Ни души! И не только человеческой. Никакой живности – чего, казалось бы, в деревне должно быть пруд пруди…

– Слушайте! – первый озвучил общее мнение Пашка. – А тихо-то здесь как, чуете? Как повымерло все.

– Жара, – предположил Аркадий.

– Нет, пожалуй. Жара – жарой, но все-таки…

Из проулка тем временем они вышли на улицу, тоже неестественно пустую, пропеченную солнцем. Павел открыл было рот, чтобы произнести нечто, но это нечто так и осталось его секретом, ибо тут неожиданно и вновь-таки тихо, совсем без скрипа, отворилась калитка ближайшего дома и предъявила парням бабульку в платочке и сереньком ситцевом платье.

– Ну вот, – обрадовался Егор. – А вы говорите! Вот вам первый живой организм.

«Организм» тоже увидел гостей и приостановился, с интересом глядя на них и подслеповато, по-старушечьи моргая.

Пашка решительно шагнул вперед.

– Добрый день, бабушка! – зачем-то во всю глотку проорал он.

– И вам того же сынки, – негромко отозвалась старуха.

– Мы по реке приплыли! – с той же натугой гаркнул Забелин. – Туристы!

– А ты не кричи, сынок, я не глухая, – доброжелательно посоветовала бабка. – Вижу, что туристы, вижу, что по реке. Вижу, что товарищ ваш пропал. …Ну да уж тут ничего не попишешь, планида у него такая. Вы себя не вините, вы тут ни при чем.

* * *

Сказать, что все трое потеряли дар речи, значит, ничего не сказать. Но внешне оно выглядело именно так: трое мужчин онемели и в полном остолбенении смотрели на бабку, как на диковину, которую впору показывать по телевизору.

В маленьких, окруженных множеством морщинок бабкиных глазах явно мелькнула насмешка.

– Что это вы, молодцы? – с лукавым участием вопросила она. – Ай, удивились?

– Д-да уж… – выдавил Пашка. – Мы, честно говоря, думали, что нас уже ничто не удивит. Но вот сейчас…

– Э, милый, – с глубоким убеждением произнесла старушка и махнула рукой. – Поживете тут недельку, так и вовсе удивляться разучитесь.

– То есть, что значит – поживете с недельку? – подозрительно осведомился Княженцев. – Мы у вас не предполагаем задерживаться.

– Так ведь человек предполагает, милый, а Бог располагает…

Бабулька вроде бы еще что-то хотела сказать, но запнулась и говорить не стала – так, по крайней мере, показалось Егору.

– Простите, бабушка, а как вас зовут? – вступил в разговор Аркадий.