Целитель. Двойная игра - Валерий Большаков

– Алло?

– Привет, тёзка, – улыбнулся главный идеолог.

– Михаил Андреич! – обрадовались на том конце провода. – Здрасьте! Рад вас слышать. А ничего, что по обычному телефону?

– У тебя же другого нет!

– А, ну да… – смутился абонент и быстренько перевёл разговор в вежливый вопрос: – Как ваше здоровье?

– Отлично! – бойко ответил Михаил Андреевич. – Давно, очень давно я не чувствовал себя таким бодрым. Кстати, я не пожадничал и угостил из бутылочки… м-м… соседа!

– И как? – напрягся голос в трубке. – Помогло?

– Помогло, но… мало! – хмыкнул Суслов. – Когда тебя летом ждать?

– В начале июля! – В юном голосе различалось облегчение. – Мы с отцом собрались в Зеленоград, и я первым делом – к вам.

– Отлично, просто отлично! Очень бы хотелось… м-м… подискутировать, а то не с кем, все старательно цитируют Маркса!

– Я ж критиковать буду…

Михаил Андреевич издал короткий смешок.

– Критикуй! Громи! Знаешь, тёзка, – заговорил он, посерьёзнев, – ты меня не только… как бы взбодрил – ты понимаешь, о чём я… но и заразил. Своей горячностью, уверенностью, целеустремлённостью… Тут таких дел разворот, что жить хочется!

– А труд? – донёсся осторожный вопрос.

– Пишу, пишу! – успокоил Суслов «тёзку». – Урывками, правда, жуткий цейтнот. Ну вот, опять селектор мигает! Ладно, жду в гости, тогда и поговорим. До свиданья!

– До свиданья, Михаил Андреевич!

Тот же день

Первомайск, улица Дзержинского

Я бережно положил трубку, словно её выдули из тонкого стекла, как новогоднюю игрушку, и вздохнул. Если бы не Инка, плющился бы сейчас от радости! Куда там… Смотрю на мир точно через серый пыльный фильтр. Весна идёт, цветёт всё, так и тянет возлюбить, а передо мной как будто стелются безрадостные торфяные болота, где по ночам воет собака Баскервилей…

Я ожесточённо мотнул головой. Всё пройдёт, любая боль рано или поздно утихнет. Хм… Как я там писал, в «ранней молодости»?

«Во-во… – потекли панихидные мыслишки. – Дотлеет… Если бы! Горит, да ещё как! Перегораю потихоньку. И не тот ли дымок я чуял в День космонавтики? Вот ведь… Такой праздник испортить! И всё же…»

И всё же Суслов передал мне хороший посыл – я сразу, рывком, вспомнил о своём предназначении, о том, зачем я здесь и сейчас. Вовсе не для того, чтобы влюбляться в одноклассниц, а потом терпеть вот эту треклятую урезанность бытия!

«Забавно… – подумал отстранённо, будто вчуже наблюдая за собой. – Девочки, девушки, женщины… Они даже сил никаких не прикладывают для того, чтобы стать неотторжимой частью твоего существования! Просто становятся ближе и ближе, незаметно, исподволь вовлекая в сладостное кружение, как ядро атома притягивает электрон, и вот однажды «я» и «она» сливаются в «мы». Ты томишься по её телу, а она овладевает твоей душой, подчиняя все помыслы одной себе, и ты испытываешь великое счастье сопряжения, не желая иной участи. Но до чего же больно и гадко раздваиваться, сроднясь! Тебя отталкивают, а ты тянешься, цепляешься за тающие образы, за тускнеющие воспоминания, упускаешь – и мучаешься…»

Я поморщился и мотнул головой, отгоняя лишние думки. Этому я ещё в прошлой молодости научился, когда жил с Дашей. Если не отвлечёшься, не направишь сознание в иное русло, так и будешь коченеть в негативе, словно в антинирване.

«Ты здесь для того, чтобы хоть как-то помешать развалу СССР, – напомнил я себе. – Это твоя главная, основная, единственная задача! А исправлять старые ошибки или допускать новые будешь в паузах, в кратких перерывах между деяниями. Понял, спаситель Отечества? Марш в магазин – надо же ужин сообразить. Забыл? Родители скоро вернутся, а маме ещё химию учить! Вопросы есть? Вопросов нет».

⁂

– Солянка сборная-я, еда отборная-я… – заунывно выпевал я, нарезая остатки дивно пахнувшей колбасы, грудинки, сосисок и прочих копчёностей, что усыхали в сусеках холодильника.

Лучок с томат-пастой уже обжарил, крепенькие маринованные огурцы покрошил, даже слегка мумифицированный кабачок настругал (чудом сохранился один овощ в подвале), каперсов добавил из бабушкиной баночки дореволюционных форм. А главное, что меня подвигло на готовку, – достал два свеженьких жёлтеньких лимона! Уж откуда их завезли, того не ведаю, только какая же солянка без лимонной дольки?

– А вот вам хлеб, буханка све-е-ежая… А вот кисломолочные продукты… Хм. Где ж ты рифму посеял, пиит?

Я вынул из клетчатой сумки звякавшую молочку в широкогорлых стеклянных бутылках. Всё по вкусам и пристрастиям. Та, что с зелёной крышечкой из фольги, – для меня, это кефир. С серебристо-салатовой полосатой – тоже кефир, только обезжиренный. Мама такой любит, всё потолстеть боится. Папа предпочитает ряженку – розовая крышечка. Ну Настя у нас сластёна, её бутылка запечатана сиреневой фольгой – это «Снежок». Всех удоволил!

«А Инна часто брала шоколадное молоко – со светло-коричневой крышечкой на бутылке…»

Я как-то сразу поник, как простреленный воздушный шар, что становится обвислым и бесформенным, плавно оседая на корзину. Ожесточился, встряхнулся.

– Не дождётесь! – гаркнул, срываясь в цыплячий фальцет, но даже слабенького отгула не долетело в ответ. В малогабаритных квартирах эхо не водится…

Поварив солянку, оставил её томиться на плите, а сам включил телик и упал в мякоть недовольно скрипнувшего дивана. Половина шестого, «Очевидное – невероятное» должно идти.

Как только раскочегарился телевизор, я увидал профессора Капицу.

– Добрый день! – серьёзно сказал профессор. – Сегодня мы поговорим о тех проблемах в физике, которые расширяют наше мировоззрение, позволяя лучше понять, как устроена Вселенная…

«Вот оно, «скучное совковое ТВ»! – подумал я. – Ни «Дома‐2» для дефективных двадцатилетних детишек, ни мочеполового юмора «Камеди клаба», ни ток-шоу с извращенцами. Смотреть нечего!»

– …Кварк и антикварк способны аннигилировать, – с жаром вещал гость студии, седовласый физик. – Например, ипсилон-мезон, состоящий из прелестных кварка и антикварка, аннигилирует в два или три глюона, в зависимости от суммарного спина, хотя такие процессы обычно подавлены правилом Окубо – Цвейга – Иизуки…

Капица сосредоточенно кивал, вставляя весомые «Да… Да…», а после встрепенулся:

– Действительно, – обратился он к зрителям, – кварковая модель многое объясняет, но и ставит перед исследователями новые и очень непростые вопросы. Почему ровно три цвета и три поколения кварков? Случайно ли это число совпадает с размерностью пространства в нашем мире? Фундаментален ли кварк или материя делится до бесконечности?