Китаец - Евгений Колесов

– Ну, хотя бы наконец высплюсь. Это, наверное, моя главная мечта…

Я улыбнулся ей.

Спустя 15 минут, когда она крепко спала, я сел за стол в дальней части номера и принялся за художества. Посещение военной базы Юлинь, выходы в море на военных катерах, полеты на вертолетах, совместные веселья с морем алкоголя, сведения от Харбинца – все это давало мне ту информацию, за которой я и прибыл. Получая те или иные данные, я все тщательно фиксировал и несколько раз проверял. Если после «прогулок» нужно было зарисовать участки акватории или секретные стоянки подводных или надводных кораблей, я брал проститутку и ехал в какую-нибудь дорогую гостиницу. Я опасался, что там, где я постоянно жил, за мной могли следить.

Копии документов и фотографий, которые удавалось раздобыть, закачивал на электронные носители и закладывал в тайники, из которых их забирали курьеры.

* * *

Через год в Центре решили, что хайнаньская практика успешно пройдена, пора возвращаться на Родину.

Для всех я покидал остров по семейным обстоятельствам, но собирался вернуться. Мне устроили проводы. Солдаты с сожалением прощались со мной. Я прекрасно понимал, что скучать они будут не по мне, а по деньгам, которые я приносил им на блюдце. Всем было понятно, что тот, кто придет на мое место, не сумеет так же искусно обрабатывать и раскручивать приезжих.

Харбинец произнес тост «за Дахая» и сильно похлопал меня по плечу.

Узнав о проводах, в бар пришла Гого.

– Ты надолго? – спросила она.

– Не знаю. Не волнуйся, тебе тут не дадут пропасть.

– Я не волнуюсь. Но буду ждать. Ты же позвонишь, когда вернешься? – Повисла короткая пауза, которую она прервала: – Не отвечай. Я знаю, позвонишь. – Гого уверенно улыбнулась и погладила меня по щеке.

В самолете я планировал подводить итоги командировки и хотел собраться с мыслями перед встречей с руководством. Но вместо этого, кажется, впервые за прошедший год позволил себе выдохнуть и спокойно поспать.

Время: 2011 год

Место: неизвестно

…Боязни крыс я не испытывал. Еще во время обучения, на самой ранней его стадии, проходя «белые комнаты» в лагере подготовки ГРУ, мне привили психологическую устойчивость к ним.

«Белая комната» – это помещение размером пять на два с половиной метра, окрашенное в белый цвет. Курсант в белом маскировочном халате и в белых бахилах, надетых поверх военных полуботинок, без посторонних предметов, входил внутрь. Затем туда из клетки, которую предварительно истерически трясли, запускали штук сорок крыс. Курсанту нужно было перебить их на время. Внешне все было как будто по-настоящему, но крысы, как я потом узнал, были декоративные, то есть неопасные. Хотя для себя я четко знал: крысы – разносчики чумы и острой инфекционной болезни лептоспироза. К писку и крови на одежде и обуви я быстро привык, ошметки волосатых крысиных телец становились частью учебного процесса.

Крысы были лишь промежуточным этапом формирования психической выносливости. Апофеозом же были бои на ножах с уголовниками, приговоренными к смерти.

Меня отвязали и снова куда-то потащили…

«Живучий, мать его!» – сказал один из тянувших мое тело. «Живучий», – подумал я, поймав себя на мысли, что мог уже давно убить себя безо всяких подручных средств, но отчего-то не делал этого. В голове, которая постоянно «спотыкалась» о неровности пола коридора, по которому меня тащили, всплывали обрывки клятвы: «Присягаю на верность Российской Федерации и ее народу… Мужественно, не щадя своей жизни, защищать народ и государственные интересы Российской Федерации…»

Я снова в камере, снова в позе лягушки…

Время: 2005 год

Место: Москва

Москва встретила меня серой октябрьской моросью. После жары и влажности Хайнаня столичный воздух казался легким и свежим.

Пройдя пограничный контроль, я направился к выходу из здания аэропорта, где меня сразу же обступили несколько таксистов крепкого телосложения. Невысокого роста мужичок в кепке выбивался из их массы, но именно ему я скомандовал: «Поехали, шеф». Он резво схватил мой чемодан, отодвинув остальных таксистов. Мы сели в новую «Волгу» желтого цвета. Таксист, не говоря ни слова, тронулся. Он знал, куда мне. Молча мы проехали минут десять.

– С возвращением, Леша, – сказал таксист.

– Спасибо, Сергей Анатольевич, – ответил я.

Минин был бесподобен в любых амплуа.

– Как долетел?

– Нормально, правда, из Пекина вылет задержали на час. – Я посмотрел на часы приборной панели, они показывали 23:18.

– Домашние тебя ждут, быстро домчим, тем паче пробок нет, – сказал Минин и, по привычке поглядывая в зеркало заднего вида, поддал газу. Доставив меня до подъезда, он вышел из такси и достал из багажника чемодан. Мы обнялись как старые друзья. – Завтра я за тобой заеду в 10 часов. Будь готов.

– Буду, – ответил я и, набрав код домофона, зашел в подъезд.

* * *

Дома меня ждали родные, пышно накрытый стол и, к моему удивлению, генерал Никифоров. В коридор вышел отец. Он слабо улыбнулся и, медленно шаркая, двинулся ко мне. На моем лице пропала улыбка.

– А ну-ка, студент, делай вид, что папа в полнейшем порядке! – шутливо приказал отец.

Я улыбнулся и в один шаг долетел до него. Мы обнялись. Я почувствовал, как на моей спине дергается его рука. Этот тремор – одно из ярчайших проявлений Паркинсона.

Владимир Георгиевич Никифоров, вдоволь дав родственникам меня поприветствовать, подошел последним. Как обычно, крепко пожал руку.

– С возвращением, Леша!

Я молча пару раз кивнул.

– Ничего себе ты загорел, как с курорта! Вылитый негр! – громко сказал генерал.

– Там жара круглый год, – ответил я.

– Как съездил? Много денег домой привез? – добавил он, улыбаясь.

– Нет, в основном опыт.

– Опыт в химии важнее любой теории, – заявил он торжественно, подняв указательный палец вверх. Моим родным он представился как научный руководитель, приехавший пригласить меня поступать в аспирантуру. Мы сели за стол. Переполнявшие эмоции я закусывал салатом оливье. За столом стоял радостный рокот, но я говорил мало – больше ел. Никифоров, минут через двадцать еще раз поздравив меня с возвращением, попросил разрешения удалиться, сославшись на предстоящую утром встречу с коллегами-учеными. А мы сидели и разговаривали еще около двух часов.