Ты теперь моя - Елена Тодорова

— Суть в том, что моя агрессия не была оправданной, — меня такой ответ несколько удивляет. — И с того самого дня у меня начались проблемы.

Глаза Ивана расширяются.

— Все хотели с тобой подраться?

— Нет. Я сам на это подсел. Искал причины, чтобы с кем-то сцепиться. И находил проблемы. Бóльшие и бóльшие.

— А почему?

— Иван, дай человеку поесть, — вновь одергивает парнишку мать.

Однако Сауль все же повторяет ключевые слова:

— Потому что моя агрессия не была оправданной.

В повисшей тишине отчетливо слышен мой шумный вздох.

— Юля, — спохватывается Катерина Львовна — жена мэра. — Вы не стесняйтесь, пожалуйста! А то я не умею гостеприимничать навязчиво. Останетесь голодной, — смеется.

Остальные тоже подхватывают. И я улыбаюсь.

— Я не стесняюсь. Спасибо. Все попробую! Меня не нужно уговаривать.

— Смею предположить, что Рома просил блюсти этикет? — вопрос Виктора Степановича вгоняет меня в ступор.

Краснея, я бросаю растерянный взгляд на Саульского.

— Так я вас освобождаю. Будьте собой, Юля, — понимающе хмыкает мэр.

Господи, этому мужчине невозможно не улыбнуться в ответ! Я почти хихикаю, забывая обо всех своих несчастьях и нынешней миссии.

— Спасибо за участие, Виктор Степанович! Сегодня у меня настроение быть покладистой.

Вновь глянув на супруга, вижу по взгляду, что он доволен таким ответом.

Диктатор, блин!

Некоторое время едим молча. С аппетитом у меня нередко случаются проблемы, но яства в доме Ставницера его все-таки возбуждают. Я с удовольствием съедаю грибной суп-пюре и два тоста с авокадо и яйцом. Мне нравится, что потчуют нас обычными домашними блюдами, не пытаясь произвести впечатление.

Должна заметить, что и дом мэра на удивление скромен. Добротный и очень уютный, но отнюдь не роскошный, как я ожидала. Большая семья вмещает три поколения: Ставницер с женой, их дочь-подросток, старший и средний сыновья со своими женами и их дети.

Осознание того, что у Сауля такие друзья, вызывает в моей груди какое-то странное жжение. Ставницеры выглядят слишком… нормальными.

— Виктор Степанович, а это правда, что вы в каком-то смысле крестный отец Ромы? — решаюсь полюбопытствовать, когда Катерина Львовна с невестками убирают основные блюда и подают чай с пирогами.

Лицо мэра озаряет широкая улыбка.

— Столько лет прошло… — на последнем слове голос мэра слегка вибрирует. Его переполняют эмоции. — А я до сих пор помню тот день, — замолкает, явно желая смягчить следующую информацию, но я и так знаю, что знакомство произошло в колонии для несовершеннолетних. — Выхожу я из машины и вижу, как дерутся мальчишки. Казалось бы, обычное дело… Но меня зацепила ярость и решительность, с которой действовал один из них. И… когда их разборонили, я поспешил поинтересоваться именем темноволосого демона.

Виктор Степанович смеется, остальные тоже поддерживают. Сауль же сохраняет совершенно беспристрастное выражение лица. Никого, похоже, такая отстраненность не напрягает.

— Драться — плохо, — назидательно произносит отвесившему челюсть Ивану мама.

— Ага…

— Никто не верил, что Рома Саульский сможет обуздать себя. Говорили мне что-то вроде: «Он не способен соблюдать правила», «Ничего из него не выйдет», «Жалеть будешь», — с едва заметной улыбкой продолжает мэр, зависнув невидящим взглядом в центре стола. Поджимая губы, кивает самому себе: — Они ошибались.

— Когда папа впервые привел Сауля в дом, я решил, что он сдурел, — смеется средний сын мэра — Алексей. — Помню, как подумал: «Он нас всех убьет!». Страшно его боялся, да… Мне казалось, он готов наброситься на нас прямо во время ужина. Прости, — глядя на Саульского, со смехом прикладывает к груди ладонь. — Но это чистая правда.

Тому, очевидно, и в этом отношение плевать. Сухо кивает — вот и вся реакция.

— На самом деле, я действовал немного эгоистично, — продолжает вспоминать Виктор Степанович. — Я привел его в спортивную школу, потому что любил бокс. Ни один из моих сыновей не хотел этим заниматься, а Рома подавал надежды. Помнишь, что я тебе тогда сказал? — обращается к Саулю.

— «Если не направишь себя в нужное русло — пропадешь», — тот приводит голую цитату, не окрашивая ее никакими эмоциями. — «Здесь ты можешь выпустить свой гнев, но есть правила. Запомни: правила есть во всем».

В этот момент, глядя на Саульского, я чувствую, как меня разбирает странного рода волнение. Такая дрожь окатывает плечи, скрыть трудно. Сердцебиение учащается, и сбивает дыхание. Приходится приложить усилия, чтобы контролировать.

За этими попытками я на какое-то время выпадаю из диалога.

— …но ты показывал отличные результаты.

— Не сразу удалось перестроиться. Махаться с кем-то на заднем дворе и драться на ринге — разные вещи. Последнее — совершенно другая динамика, — говорит Сауль.

А я вновь зависаю на нем взглядом. Пока он не обращает на меня свой. Тогда опускаю глаза и поспешно хватаюсь за чашку с чаем.

— И все же перестроился, — в голосе Ставницера слышна выразительная гордость.

Поднимаю взгляд, как раз когда Катерина Львовна подключается, рассказывая для меня:

— Рома очень часто был у нас дома. Я сама к нему прикипела.

— Он многому научился. Но так и не научился никому доверять, — с какой-то обидой дополняет Виктор Степанович.

— Кстати, да. Он ни разу не остался у нас на ночь! Мы ему доверяли, чтобы оставить у себя, он нам — нет, — смеется женщина.

— Он и сейчас никому не доверяет. А если говорит, что да, мол, доверяю — лукавит, преследуя свои цели.

Сауль не отрицает. Лишь слегка изгибает губы в скупой ухмылке.

— Ты почти круглосуточно промывал мне мозги, Виктор Степаныч. Иногда я тебя ненавидел. Чтобы быть справедливым, за правду. И за то, что не мог тебе втащить.

— И я промыл тебе мозги! — Ставницер разражается хохотом, а я ощущаю себя все более странно, даже как-то неловко.

— Хорошо, что с годами ты растерял запал. Сейчас чаще всего помалкиваешь.

— Сейчас я знаю, кто ты. Тебе больше не нужны мои слова.

Сауль опасался, что я буду вести себя неподобающим образом. На деле же оказалось, что если бы и захотела, не смогла бы. Получалось только сидеть и слушать. Мне не хотелось их перебивать. Не хотелось как-то обесценивать их мнение о Саульском.

Картинки, которые рисовало мое воображение во время ужина, плотно засели в голове. Не выходило собраться с мыслями и вернуться в реальность даже по дороге домой. Я не могла придумать ни слова, чтобы как-то разрушить повисшую между мной и Саульским тишину. Смотрела в окно и без конца прокручивала полученную информацию. Как ни сопротивлялась, образ Сауля в моем восприятии претерпевал неизбежную трансформацию.